Цветы для наглых

– Что в этом дурного?.. Она весела и хороша собой. Да и разве можно запретить менестрелю влюбляться?

– Я удивлен, что он не сделал этого раньше. В Тевольте, как я слышал, ему многое дозволялось…

Евгения презрительно покачала головой. С каждым разом все сильнее раздражала славная вальденбургская забава – злословить по поводу шатких тевольтских нравов.

– Герцог, ты завидуешь ему или желаешь быть на его месте?

Она хлестнула лошадь, та сорвалась в галоп. Свен поспешил нагнать герцогиню – ссориться из-за такого пустяка, как возможное любовное увлечение Лео Вагнера, ему совсем не хотелось.

Все повторялось и повторялось – цветущие луга, крики охотников, лай собак, стремительный, бесшумный полет, когда Лео словно сам взмывал в поднебесье, и от сияющей голубизны, простора и света – а может, от любви? – начинала кружиться голова.

Наконец соколы устали. Устали и их хозяева – от погонь, смеха и яростного азарта – чья же птица окажется лучше? Взревели рога, призывая отставших и слишком увлекшихся преследованием, чтобы ехать назад, к замку, где горят огни, ждет изобильный ужин и представление.

Королева легонько хлопнула Свена Лините по запястью перчатками, которые держала в руке.

– Должна признать, ты весьма азартен, герцог, раз осмеливаешься заключать такие пари! Знал ведь, что я взяла именно Фалькао.

– Верно, моя королева, – отвечал Свен, сожалея не о том, что проиграл королеве, а о том, что своенравная судьба позволила другому оказаться впереди. – Я понимал, чем рискую. Однако, если тебе будет угодно, позже я все же намерен взять реванш…

– Герцог уже думает о реванше, я же понимаю, что вряд ли в другой раз удача так улыбнется мне, – рассмеялся Кристоф Хаккен. – А я не склонен рисковать. Королева, позволь напомнить тебе, что пари заключалось на танец и поцелуй. Соблаговолишь ли ты вознаградить меня?..

Он смотрел ей прямо в глаза, и, наверное, тоже вспоминал их давнишние свидания в Золотом Рассвете. Королева улыбнулась и протянула ему руку, не снимая перчатки:

– Вот тебе моя рука – в знак нашей детской дружбы. Но в нынешнем споре нет победителей, барон Хаккен, ибо ловчее всех оказался Фалькао. Мой поцелуй я оставляю при себе, и нахожу это справедливым… О танце же мы поговорим позже, когда вернемся в Вальденбург.

…Приблизившись к королеве и улучив момент, когда на них никто не смотрел, Лео склонился перед ней, якобы чтобы подправить сбившийся от быстрой скачки чепрак под седлом, и прошептал:

– Приходилось ли тебе видеть что-нибудь столь неотвратимое и устрашающее, и вместо понятного ужаса испытывать восхищение?.. Страсть моя словно этот сокол – великолепный и безжалостный убийца, и я беззащитен перед ней. Но когда я смотрю на тебя, то могу ли желать чего-то иного, чем такая прекрасная погибель для моего сердца?

– Мой милый менестрель, – прошептала она в ответ. – Прости, но ты ничуть не похож на глупую, неповоротливую куропатку. Кроме того, ты заблуждаешься. Любовь не погибель, любовь – это и есть жизнь.

– Если ты утверждаешь, что любовь и есть жизнь, мне остается лишь принять эту истину. Но мудрецы учат, что любое установление следует поверять собственным опытом, и потому я осмеливаюсь просить от тебя доказательств, моя госпожа.

Анастази рассмеялась, мельком глянув по сторонам:

– Ты их получишь, Лео. А теперь поезжай, негоже привлекать столько внимания. Альма все расскажет тебе.

Поворачивая коня, Лео улыбнулся королеве; она же с деланно-строгой гримаской отвела взгляд, пустила белоснежную кобылку вскачь – и менестрель увидел руку, на мгновение поднятую в приветливом жесте.

Женщину и сокола знай только замани!

Тобою прирученные, к тебе летят они.*

_____________