Страница 82 из 184
Говоря так, он жестом подозвал одного из сокольничих. Тот приблизился, держа маленького желтовато-пестрого сокола, который беспокойно передергивал плечами, словно ему не терпелось взмыть в небо.
– Раньше я имел дело только с беркутами, мой король, – Лео с поклоном принял на перчатку захлопавшую крыльями птицу. Сокол вертел головой в клобучке, переминался, привыкая к незнакомой руке. – Они не так изящны, как эта прекрасная птица, не так стремительны, как ястребы и кречеты. Но зато с ними можно затравить даже волка.
– Это так. Но чтобы словить лиса, и хорошего кречета вполне достаточно.
– Давайте заключим пари – чей сокол набьет больше дичи, тому я преподнесу серебряный кубок восточной работы, из самого Намира! – весело крикнул герцог Лините, подъезжая к ним. Лео поклонился и ему:
– Для меня не будет стыда в том, чтобы сразу признать себя проигравшим, благородный герцог.
– А я не готов сказать того же, – объявил Кристоф Хаккен. – И серебряного кубка слишком мало. Я ставлю два серебряных подсвечника в виде раскрывших пасти львов!
Анастази, глядя на мужчин, что-то тихо сказала своему пажу.
– Тому, чей сокол окажется лучше, королева обещает танец! – выкрикнул Удо. – И дозволение поцеловать руку!..
Себастиан Фем поспешил объявить, что уверен в каждой из птиц, и потому ему затруднительно сказать, кому из охотников в этот раз улыбнется своенравная удача.
– Ну, вы, господин Фем, не останетесь внакладе, – вежливо сказал Лео. – Какая бы из них не принесла своему хозяину – или хозяйке – победу, благодарить станут вас…
– Раз королева взяла с собой Фалькао, любой из нас может забыть о победе, – произнес Торнхельм. – Но и сдаваться без борьбы не по мне. Так что вперед!
Любимый сокол королевы Анастази был почти так же мал, как и тот, что достался Лео – иссиня-серый, коричневокрылый; хвост же черный, на самых кончиках перьев белая окаемка – отличительный признак редкой, чистой крови.
Освобожденный хозяйкой от пут и клобучка, он на несколько мгновений замер, присев на пружинящих ногах, а потом, подброшенный вверх рукой госпожи, прянул, словно молния.
Вслед за королевой и другие участники охоты начали отпускать своих птиц – те взмывали в небо, ловя распахнутыми крыльями ветер.
По знаку короля спустили собак.
Позабыв обо всем, менестрель глядел, как сокол бросается на вспугнутую собаками добычу, молниеносно и стремительно. Падает, вскинув узкие крылья, заставляя потерять равновесие и скорость, прерывая стремительный полет – и несчастная куропатка ничего не может с этим поделать, лишь встрепенуться жалко и коротко, ловя крыльями предательски ускользающий ветер, пытаясь восстановить непрочную связь, что потеряна навсегда…
На земле ее, еще живую, окружили собаки, не давая ускользнуть, лаем подзывая к себе охотников.
Лео поднял руку, чтобы сокол слетел на нее, огляделся.
Гезина Фем вместе с отцом и братьями сопровождала короля. Платье, облегающее тонкий стан, зашнуровано так тесно, что под тяжелой вышивкой почти незаметна маленькая грудь, распущенные волосы красиво лежат на плечах, на плаще темно-вишневого бархата, что так идет к бледной коже, нежным тонким губам. Хороша, очень даже хороша – если только гордыня может стать истинным украшением женщины.
Лео придержал гнедого, остановился рядом, поклонился, позволил себе долгий взгляд, но девица смотрела мимо него равнодушно-надменно, словно он был не более чем один из охотничьих псов, вертевшихся у ног ее лошади. Не лукавила, не пыталась заманить деланной добродетелью – нет, всего лишь послушная дочь благородного отца, строгая, бесстрастная, неразбуженная…
Впрочем, менестрель тут же забыл о ней, ибо среди шума на мгновение различил голос Анастази, и тронул поводья, поворачивая в ее сторону.
Он держался на расстоянии, позади госпожи Фем, Ульрики Хедеркасс и Удо Лантерса, составлявших непременную свиту королевы на каждой охоте. Тянулся за ними, удерживая на перчатке то и дело хлопающего крыльями сокола, желая поймать один-единственный взгляд, поощрительный, дающий надежду на тайное свидание…
Королева же наблюдала за своим любимцем, не замечая ничего вокруг, и лицо ее засияло нетерпением и восторгом, когда под безжалостным ударом упала на землю очередная жертва. Фалькао не пожелал сразу оставить добычу, и тогда молодой сокольничий подманил его на поднятое вабило, а потом, повернувшись к королеве и поклонившись ей, почтительно сказал:
– Ох, он и зол, моя госпожа… А какой удар! Он ведь ее чуть не напополам располосовал…
Королева, выслушав, удостоила смелого юношу приветливо-небрежной улыбкой и легким кивком головы, и, когда сокол вновь оказался у нее на руке, легко поцеловала его в спинку, там, где сходились лопатки.
Она смотрела на Фалькао как на смелого рыцаря, достойного восхищения, славного победами и благородством, и Лео пожалел, что этот взгляд предназначается не ему.
– Уж не красавица ли Хедеркасс так увлекла менестреля, что он вот-вот позабудет про королевского сокола? – вполголоса сказал Свен Евгении. Памятуя о недавнем разговоре с королем, он, однако, желал утаить от герцогини истинную причину своего интереса. – Едва появившись при дворе, она смутила уже стольких мужчин!