Страница 1 из 184
«…Ибо каждому из вас не следует им верить; лицемерны и сластолюбивы, и идут на всякие ухищрения…
Случилось, что Аполлон полюбил прекрасную дочь царя Флегия. Велика была его любовь; много времени провели они в радостях и неге. Но девица отличалась коварством, как все женщины, и втайне от божественного супруга спозналась со смертным. И, хоть был он сыном земного владыки, имя его немногие вспомнят, ибо славился лишь красотой да глупой удалью.
Узнав о столь подлом предательстве, разгневанный Аполлон убил соперника. Затем отыскал неверную возлюбленную и поразил стрелой; ребенка же своего, которого она носила, взял у нее…»
– Что-то подобное я уже читала… Помнишь? «Не было краше во всей Гемонийской стране Корониды… Любил ее ты, Дельфиец, покамест чистой была, иль верней, незамеченной…». Может, прервемся ненадолго, сестра? Я устала.
С этими словами Анастази аккуратно вложила между страниц закладку – ленту алой парчи, нашитую на кусок толстой кожи, – и закрыла лежавшую на поставце книгу.
– Как тебе будет угодно, моя королева.
– Мне кажется, ты довольна этим?..
– Нисколько, я люблю слушать тебя. Когда ты увлечена, слова льются легко, точно песня. Но, по правде говоря, с некоторых пор мне не кажутся привлекательными подобные истории, – герцогиня Евгения Рюттель, сидевшая за небольшим столиком агатового стекла, отложила рукоделие и посмотрела на старшую сестру.
– Да, ты права, Евгения. Я поступила опрометчиво. Нужно найти что-нибудь менее напыщенное и нравоучительное.
Королева поднялась и подошла к окну.
– Какие короткие дни! За годы, проведенные в Вальденбурге, я так и не привыкла к этой ранней тьме. Не представляю, каково путнику, если непогода и ночь застигнут его на пустынной равнине, где нет ни жилья, ни постоялых дворов…
Зима в этом году и вправду выдалась суровой, но замок Вальденбург встречал холодную ночь бесстрашно, как истинный воин. Башня, сложенная из грубо отесанного темного камня, грозно возвышалась над жилыми и хозяйственными постройками, полукруглым внутренним двором и укреплениями, а дальше черным частоколом стояли леса, равно опасные в любое время года – излюбленные охотничьи угодья великого короля и отличное препятствие для любого неприятеля на случай войны.
Сквозь толстое стекло окна мало что можно было разглядеть, но все же, если королева пожелала бы прижаться к нему лбом, то увидела бы, что алый с багрянцем зимний закат неспешно угасает, оседая на заснеженных, покатых крышах сторожевых башен. Еще недавно пелена снежной бури скрывала даже крепостную стену, а сейчас небо очистилось, темные облака сгрудились у самого горизонта, словно отступающая армия, обращенная в бегство стужей.
И пусть за стенами мороз сковывал деревья до треска, здесь, в небольшой комнате на третьем этаже башни было тепло, пылал огонь в камине, от кубков с подогретым вином исходил запах яблок, мускатного ореха и имбиря. Приближался день зимнего солнцестояния, а за ним – Рождество, время надежды и чудес, столь любимое обеими сестрами.
Они отпустили фрейлин и служанок, желая побыть вдвоем, так же, как в пору юности, в замке отца, за рукоделием и неторопливой беседой проводили долгие, безмятежные вечера.
Герцогиня Рюттель ожидала, когда королева вновь заговорит, однако сегодня Анастази была молчалива, словно что-то угнетало ее.
– Ты о чем-то хочешь мне рассказать, моя королева? Тебя что-то печалит? Если это из-за меня, то, прошу, Ази, не нужно…
– Не называй меня королевой, я не люблю, когда ты обращаешься ко мне так… церемонно, – рассмеялась Анастази, отошла от окна и встала позади Евгении, через ее плечо рассматривая вышивку. – Нет, я надеюсь, что довольно быстро заслужу твое прощение, несмотря на неудачный выбор книги для вечернего чтения.
– Речь не обо мне, Ази. Мне и в голову не могло прийти, что ты способна всерьез огорчиться из-за фривольных намеков, нацарапанных рукой какого-то завистливого писца много лет назад.
– Верно, – Анастази помедлила, а потом продолжила, словно делая над собой усилие. – Дело не в этом. Странные мысли порой посещают меня… Юха, как думаешь, многие здесь, в Вальденбурге, считают, что король поступил опрометчиво, выбрав меня? И что я, выходя за Торнхельма, всего лишь пряталась? Спасалась от трудностей, от мира… от Вольфа, в конце концов…
Герцогиня Рюттель снова отложила вышивание, на сей раз даже отодвинув его от себя, и повернулась к сестре.
- О чем это ты говоришь, позволь поинтересоваться? Не думала, что услышу от тебя подобные слова. Ты королева, супруг уважает тебя, и никто тебе не хозяин – этого уже достаточно, чтобы ни одна тень не омрачала твоих дней. Или, быть может, кто-то осмелился подвергнуть сомнению правильность королевского выбора, не устрашившись при этом королевского гнева? Покажи мне этого безумца, сестра – такого нечасто встретишь.
Анастази расхохоталась – на этот раз искренне.
– Что, если этот безумец – я сама, моя милая Юха? Что делать, если королева Анастази уличает себя в своекорыстии?
– Если корысть королевы Анастази выражается в том, что она вышла замуж за сильного и надежного мужчину по взаимному влечению… Так слава такой корысти! Но, по мне, замечательней тут другое – весь род Лините и то, как они относятся к браку. Ты же прекрасно знаешь закон: «Королю пристало вводить в свой дом как жену лишь ту женщину, с которой хочет быть, и делать это один раз и навсегда, дабы примером своим показывать подданным истинную и верную супружескую любовь». Это же музыка, Анастази, это сама любовь! – Евгения ласково взяла сестру за руку. – Нет никаких причин для беспокойства, поверь мне, дорогая Ази. Торнхельма никто не может, не посмеет и не станет осуждать, особенно здесь, в его вотчине. Война давно окончена, Вальденбург процветает, принц и младшие дети отменно здоровы, как и их отец. Или Торнхельм огорчил тебя чем-нибудь?