Страница 80 из 184
Торнхельм встретил ее ласково – обнял, усадил рядом с собой у открытого окна. Анастази устало и послушно склонила голову на плечо мужу.
День выдался солнечный, но нежаркий, и зал Королей выглядел на удивление радостно и празднично – по стенам плясали светлые пятна, теплый ветерок шевелил шпалеры, и казалось, что изображенные на них короли прошлого и впрямь мчатся на охоту, егеря трубят в рога, лают гончие.
…Необходимо подыскать надежное место для встреч – в охотничьем домике теперь постоянно бывают егеря и сокольничие. Меньше времени проводить в Вальденбурге, оставляя замок под любым приличным предлогом. Не скупиться на поощрения для Альмы – и, возможно, Удо? – и быть крайне осмотрительной.
– Да, я совсем забыла сказать тебе, мой дорогой… Один юноша, смелый и честный, дерзнул просить у меня ленту, чтобы с ней выйти на свой первый бой, если его величество король вальденбургский своей милостью решит удовлетворить его смиренную мольбу… – Анастази указала на пажа, который сидел на полу, подогнув ноги под себя, и неторопливо разматывал нитки.
– И что же ты ответила ему?
– Я подивилась его бесстрашию и дерзости и сказала: «Удо, мне не жалко своих лент, я подарю их тебе сколько пожелаешь. Но прежде ты должен бы спросить у короля, дозволяет ли он тебе участвовать в этом турнире и выходить на поединок…». Верно я поступила, или не следовало давать ему напрасную надежду?
Удо вскинул голову, забыв о своем занятии. Королева, выпрямившись, искоса смотрела на мужа, ожидая ответа. Торнхельм легко пожал могучими плечами, одобрительно улыбнулся.
– Этот юноша и вправду смел и честен, и король намерен вознаградить его за преданность; и, пожалуй, в виде исключения мог бы дозволить ему участвовать… в состязаниях оруженосцев, в первый день турнира. Вдруг он отличится настолько, что вскоре после того получит рыцарское звание?..
– Мой господин… – Удо, все еще держа в рука клубок, понялся на ноги и низко поклонился. – Я не знал… Клянусь, вы не пожалеете о милости, которую мне оказали…
Торнхельм качнул головой, поднес сжатую в кулак ладонь к губам, скрывая усмешку.
– Этак он возгордится, мой милый Торнхельм, – рассмеялась Анастази. – И вместо преданного пажа и оруженосца ты вскоре увидишь рядом с собой заносчивого и непокорного мальчишку… Посмотри на него! Ему уже весело!
– Что ж, моя дорогая, ему придется учиться не только сражаться на поле боя, но и жить среди хищников в мирное время. И чем раньше он усвоит все уроки этой науки, тем легче ему придется…
– Ты все слышал, Удо, – обратилась Анастази к пажу. – Будет тебе моя лента. А пока, я думаю, стоит озаботиться тем, кто пришьет ее на твое облачение – так, чтобы другие знали о чести, которой ты удостоился. Думаю, тебе известна одна девушка, которая неплохо справится с этим… Ступай, разыщи ее, пока этого не сделал кто-то более расторопный. Будь смелым – и учтивым, как и подобает истинному рыцарю!..
– Воистину, твою доброту, о великий король, восславят множеством песен! Я слышал, что получить дозволение на участие в турнире для простолюдина – большая редкость…
Лео Вагнер, произнесший эти слова, остановился на пороге; поклонился королю и королеве и приблизился только тогда, когда Торнхельм жестом разрешил ему это.
Должно быть, промозглый холод ледника довольно скоро заставил его покинуть подземелье, подумала Анастази. Однако каков молодец – успел сменить одежду и улыбается так, словно все утро провел в клуатре, греясь на солнце, словно кот.
Она поймала его взгляд, жадный и быстрый; сердце ее забилось чаще, руки задрожали, но она постаралась совладать с собой. Во что бы то ни стало оставаться равнодушной. Ни единого лишнего движения, ни одной благосклонной улыбки…
Но почему же так горят щеки, и так трудно дышать?..
– Если бы я удостоился такой чести, – продолжал менестрель, глядя не на короля, а на пол перед собой. – То считал бы это наивысшим счастьем для себя…
Королева вопросительно приподняла брови, словно удивленная дерзостью его слов. Торнхельм усмехнулся.
– Я знаю, ты славно дерешься, Лео Вагнер, и знаю, как ты горд. Неудивительно, что ты желаешь для себя такого же дозволения, какое только что получил этот славный юноша. Но разве ты мне вассал или слуга? Приедет твой господин – ему и решать. Но, полагаю, ты будешь и ему, и мне более полезен среди гостей, чем на ристалище.
– Что ж, я питаю искреннюю надежду, что юный паж окажется достоин того доверия, которое ты ему оказал, о великий король…
Анастази понимала, что движет им, толкая на еще большее безрассудство, чем все прежние. Терпеливо сносить то, что барона Хаккена привечают с куда большим радушием, чем самого Лео – еще куда ни шло, ибо он аристократ, а значит – свой, равный. Барону простят пьянство и несдержанность в словах, заносчивость и мотовство, лишь бы он не совершал ничего, действительно неподобающего рыцарю. Но видеть, как желторотому мальчишке так легко дается то, о чем сам Лео может только мечтать?..