Цветы для наглых

А Лео Вагнер пел о Ланселоте и Гвиневре – вот королева стоит на вязанках хвороста, полуобнаженная, разгорающееся пламя лижет ее ступни, словно даже оно в непомерной жадности своей не решается губить столь совершенную красоту. Король, ее супруг, взирает молча, скорбя всем сердцем, но не простив открывшейся измены…

Анастази не сразу почувствовала, что Торнхельм взял ее руку, поднес к губам, поцеловал.

– Любовь моя, ты не смеешься и не прикасаешься к вину. Чем ты опечалена?

– О, ничем, мой возлюбленный, – прошептала она, подавая ему и другую руку. – Как я счастлива видеть тебя таким веселым, повелитель… Этот вечер великолепен, как и все время, что я провожу рядом с тобой. И посмотри на наших гостей и придворных – истинное пиршество для взгляда! Как благородны мужи, как изысканны дамы… Та, в голубом, ведь, кажется, супруга одного из наших конюших, Хедеркасса?

– Верно, любовь моя.

– Обрати на нее внимание, Торнхельм. Она не только красива, но и умна. А как рассуждает о денежных делах короля тевольтского… так, будто знает что-то, чего не знаем мы с тобой. Мог ли король Вольф видеть ее на одном из наших праздников?

Торнхельм понял, куда она клонит, и с усмешкой приподнял бровь.

– Ази, я не ошибаюсь? Ты думаешь, что ее богатство – результат расположения Вольфа, а не заслуга ее мужа?

– О, Торнхельм, не знаю. Но мы ведь не так давно уже говорили с тобой об этом, и теперь я настороже.

– Ази?..

Она прижалась плечом к его плечу, опустила глаза.

– Я не терплю слухов и домыслов, но мне приходилось слышать о некотором… легкомыслии госпожи Хедеркасс, что неудивительно… и даже простительно при такой-то красоте и юности… – она умолкла, а потом продолжала, так тихо, что ее голос был едва слышен. – Я знаю, что сразу после завершения турнира Вольф отправится в Цеспель – а с ним, вполне возможно, и целый отряд вальденбургских воинов. Несомненно, он добьется успеха. Это будет весьма выгодно и для Вальденбурга – а иначе, полагаю, ты не дал бы своего согласия. Но разве хорошо, если окажется, что в такое тревожное время какой-то жадный зверек кормится с двух рук и при этом пытается укусить твою, которая – я уверена! – гораздо щедрее любой другой?..

Король, покачав головой, лишь рассмеялся, ибо не верил в то, что его жену всерьез занимают государственные дела, всегда казавшиеся ей – она этого не скрывала, – скучными и слишком запутанными. Анастази же, почувствовав это, благоразумно удержалась от напоминания о том, что ожидает государя, который слишком верит царедворцам, и всякое слово, всякий поступок меряет по себе.

– Да, Ази, – промолвил Торнхельм, словно что-то вспомнив. – О чем ты хотела говорить со мной? Это важно?..

Она заглянула ему в лицо и подавила вздох разочарования. Бессмысленно – война занимает ее супруга куда больше, чем необходимость достроить собор или дать возможность настоятелю помогать нуждающимся не только словом, но и делом.

Впрочем, пока это не могло стать затруднением – у королевы было достаточно собственных средств, а леденский фогт слыл человеком честным и вполне преданным интересам короля.

– Ах, это… Нет, ничего неотложного. Позже, позже…

Музыка, на некоторое время стихшая, вдруг зазвучала вновь, ясно и трепетно. Королева перевела взгляд на менестреля, на его пальцы, легко касающиеся струн – начинающее заходить солнце ярко вспыхнуло на серебряных кольцах. Лео смотрел прямо перед собой, сосредоточенно, словно наяву видел то, о чем пел с такой страстью. В его глазах, казалось королеве, отблескивает пламя костра.

…И тогда Ланселот явился и убил многих славных рыцарей ради спасения той, что была ему дороже собственной чести.

На следующий день король назвал имена назначенных им судей, среди которых были Себастиан Фем и Клаус Фогель. Во все области королевства помчались гонцы – объявлять в замках и на площадях, в крепостях и селениях, что в середине лета на ристалище близ городка Гюнтталь сойдутся лучшие воины, дабы развлечь прекрасных и благородных дам, а также показать свое воинское искусство.

Уже ткутся ткани и вышиваются гербы, возводятся трибуны, рыцари собираются в путь… Турнир завершится поединком королей и представлением – так явитесь же, мужи и благородные дамы, юноши и девицы и всякий люд, и радуйтесь, и веселитесь вместе со своим государем!

…Пока же обитатели замка проводили время на воздухе, гуляя или развлекаясь качелями, игрой в «охотника и зайца» и в мяч. Лео играл с молодыми дамами в жмурки, и, с завязанными глазами, пытался поймать одну из них – те же стайкой вились вокруг него, насмешничали, щекотали длинными травинками; производили столько шума, что он мог бы без труда схватить любую, однако намеренно угождал им, изображая неловкость.

Кто легок и гибок, словно куница, кто всю юность проплясал на ярмарочных подмостках, не упустит прекрасную деву! Да и девица вряд ли устоит перед таким удальцом…

Анастази не могла отделаться от этой мысли, помня его почти звериную грациозность, сноровистость молодого еще, сильного мужчины. О, каждый изгиб этого тела достоин любви!