Цветы для наглых

– Скажи уж лучше – никто, – Лео даже не пытался скрыть презрение. – Никто даже здесь, в Стакезее, не способен заплатить за эту вещь. Во всяком случае разом. А человек, который еще вчера мог купить половину вашего города, сегодня не имеет средств залатать прохудившуюся крышу в собственном родовом замке.

– Стало быть, правду говорят, богатство – вода: пришла и ушла… Так оно и есть, мой господин, так оно и есть.

Гебек вел дела умело и осторожно, знал жизнь, немало странствовал в молодости, и его теперешние рассуждения, заурядные, потасканные истины, казались менестрелю беспечностью или безумием.

– Ты пьешь хорошее вино, – Лео снова взял кубок, сделал глоток. – Рейнское, если не ошибаюсь? В твоем доме тепло, жена покупает у мясника самое хорошее мясо, а у зеленщика – свежие овощи. Что скажет госпожа Гебек, если придется на старости лет жить чужой милостью?

– Это разобьет ей сердце, мой господин.

– Так отчего ты упрямишься?

– Я немолод, и хорошо знаю, что даже один проступок может повлечь за собой целую лавину бедствий…

Лео поднялся на ноги. Несколько раз прошелся мимо стола. Резко повернулся к Гебеку.

– Думаешь, я лгу, и вскоре тебе придется иметь дело с разгневанным господином Алерфельдом, желающим преподнести подарок маленькой шл… беспутнице Эртье?!

– У меня нет причин не верить вам, господин Вагнер, вы человек осведомленный, – спокойно отвечал мастер. – Дела такого рода наверняка известны вам лучше, чем мне. К тому же даже здесь, в Стакезее, ходит слух, что жена и дочери барона ходят в нижних рубашках, ибо их верхние платья так истрепались, что в них неловко показываться на люди.

– В нижних рубашках? – Лео, несмотря на раздражение, не смог удержаться от усмешки. – Должно быть, забавное зрелище! Наверняка они привыкли подхватывать подол, поднимаясь по лестнице. Старшая дочь хороша, я видел ее на весеннем празднике, здесь, в Стакезее… Кто теперь возьмет ее замуж? Разорение страшно. Но тебе эта участь не грозит, стоит лишь удовлетворить мое пожелание.

Мастер снова прижал ладони к груди, снова поклонился.

– Я благодарен вам. Знаю, что не мог бы найти лучшего покупателя, ибо вы не только богаты, но и понимаете в истинной красоте. Но мне поздно менять привычки – а то неровен час, скажут, что старый Гебек надеется прожить сто лет, раз шельмует не хуже ростовщика. Мое слово мне дороже самого светлого целлерфельдского серебра.

Вот упрямый осел! Цену, что ли, набивает? Или и вправду думает, что барону Алерфельду будет по сердцу его щепетильность?

Лео притворился, что ему наскучил разговор – пожал плечами, повернулся к окну, приотворил ставню. Окно выходило на задний двор дома, где рачительная госпожа Гебек разбила небольшой огород. Ветви молодой яблони покачивались возле самого окна.

– Темнеет. Меня, должно быть, уже ждут… Что ж, да будет благословен твой дом, многоуважаемый мастер Гебек, и пусть здесь во всем будет прибыток. Благодарю тебя за беседу и угощение. Не провожай меня.

Лео снова подошел к столу, склонился к разложенным страницам, заложив за спину руки. Великолепный дар, достойный царственной возлюбленной!

– Старика трудно обмануть – вы грезите о женщине, мой господин, – мягко, примирительно сказал мастер. – Неужто желали взять за себя одну из дочек барона?..

– Так когда, напомни, истекает срок вашей договоренности?

– В любом случае эта вещь еще не готова, мой господин. И я смогу выставить ее на продажу не раньше, чем минуют две седмицы, да и то...

Менестрель только усмехнулся, небрежно бросил на стол негромко звякнувший мешочек:

– Тебе и твоим подмастерьям придется потрудиться хорошенько, ибо на обратном пути я заберу ее. И не жалей красок. Тебе не по нраву целлерфельдское серебро? Я заплачу золотом.

Мастер отвечал благодарностями и извинениями. Прощались долго и многословно. К тому времени, как менестрель вышел из комнаты, за окнами совсем стемнело.

Девчонка-работница распахнула маленькое, забранное решеткой оконце на двери, глянула – скорее по привычке, ибо в этот час редкие факелы горели лишь над дверями заведений да на площади. Прислушалась, затем повернулась к менестрелю, заслонила пламя ладонью. Неяркий рыжий свет выхватил из душного сумрака пухлые пальцы, подбородок и губы.

– Быть может, возьмете светильник?

– Не нужно. Я хорошо знаю дорогу.

– По ночам лихие люди шастают, а вы так богато одеты. Себя не бережете…

– Подумай сама, несмышленая ты девица, чем мне в таком случае может помочь огонь, а?

Пропустил ее вперед себя. Отпирая дверь, словно бы случайно прильнула к нему налитым, теплым телом. От ее шеи и плеч пахло ржаной мукой и сеном – кухней и постелью, будоражаще и приятно, непокорная прядь вьющихся волос щекотала подбородок и губы.

С улицы потянуло прохладой; смешанный, гнилостно-сладкий запах нечистот, стоячей воды и цветов чубушника заставил менестреля поморщиться. Девица нехотя посторонилась, Лео – почти так же неохотно – шагнул за порог.