Страница 60 из 184
По счастью, не видеть сыновей не значило не иметь вовсе никаких известий. Еще в Хальмсдале Куно Реттингайль передал Лео Вагнеру короткое послание от наставника, по просьбе Лео и милосердному дозволению королевы обучавшего Фридриха и Мартина. В письме говорилось, что Фридрих Эберхард делает успехи как в науках, так и в занятиях, подобающих рыцарю – фехтовании, стрельбе из лука и охоте верхом, и королева, кажется, также довольна им; младший же сын ленив и непослушен, и к занятиям относится без должного усердия.
«Если юный Мартин Вагнер не возьмется за ум, я не поручусь за то, что его делам в будущем станет сопутствовать успех. Нашу королеву радует его дружба с принцем, однако сын ваш не настолько мал, чтобы беспечно предаваться играм. К тому же нельзя допускать, чтобы такие его наклонности оказывали влияние на нашего будущего государя…»
Лео усмехнулся, в который уже раз вспоминая эти слова, потом нахмурился. Что ж, видно, скоро кто-то дождется розог!
Год, когда Юлия носила Мартина, запомнился летним зноем и суровой, долгой засухой. Множество невыносимо душных дней, невозможность заниматься никакими делами, пока не зайдет солнце – не оттого ли мальчик, родившийся осенью, так ленив и капризен? Или, быть может, они зачали его, когда луна шла на убыль? Как иначе объяснить недостаток прилежания и уважения к учителю?..
Внизу листа рукой Фридриха было приписано: «Мой добрый отец, не тревожься. Я стану строже присматривать за ним».
У менестреля нашлись дела в Стакезее, и он спрятал письмо в поясную сумку – подобные вещи не годилось оставлять на постоялом дворе без присмотра.
…Иной раз они со стариной Гебеком выпивали не один кубок вина за неторопливым разговором, но сейчас времени у менестреля было не так уж много. Поэтому, пока хозяин многословно описывал свои заботы, подлинные или мнимые, Лео прохаживался взад и вперед, постукивал пальцами по столу, заглядывал в плошки с красками. Просторная комната на втором этаже каменного дома, где они сейчас беседовали, казалась много меньше из-за того, что пристенные полки, стол и даже широкие подоконники были уставлены всевозможными коробами, чашками и емкостями с веществами для красок, завалены инструментами ремесла. Здесь было душно и темно – Гебек плотно затворил ставни, а огня сальных свечей хватало лишь на то, чтобы осветить стол.
На наклонном поставце с широкой крышкой, за которым можно было работать как сидя, так и стоя, были закреплены несколько листов с миниатюрами. Остальные лежали на столе, аккуратно расправленные. Лео подошел поближе, вгляделся.
Незаконченная книжица оказалась сборником известных при тевольтском и франконском дворах любовных песен. Многие уже прискучили, но отыскались и настоящие жемчужины – стихи, полные чувства и ярких, пленительных образов. Главным же сокровищем был уже подготовленный переплет – сделанный из плотной кожи, украшенный тиснением и камнями, он плавно скруглялся по правому краю, а если держать готовую книжицу открытой, формой своей напоминал сердце.
– Занятно, занятно! Для кого ты делаешь эту вещь?
Менестрель, по-хозяйски устроившись в деревянном кресле с высокой спинкой, поочередно брал листы в руки, внимательно разглядывал наполовину раскрашенные миниатюры. Мастер стоял рядом – не по возрасту сгорбленный, худой, из-под маленькой шапочки выбиваются редкие седые волосы. Услышав вопрос, он слегка поклонился, прижав ладони к груди.
– К счастью, любезный господин Вагнер, есть еще люди, нуждающиеся в книгах. Это такая удача, такая радость в наш век, когда все думают лишь о том, чтобы набить мошну или брюхо…
Оказалось, что книгу заказал мастерской достопочтенного Гебека барон Алерфельд, зная, что работа будет сделана качественно и так быстро, как это возможно.
– Барон, по-видимому, не постесняется потратить целое состояние, лишь бы поразить даму сердца роскошным подарком… Будь эта книга часословом или сборником благочестивых наставлений, заказ мог бы и не попасть к тебе, – Лео поднес лист ближе к свечам, рассматривая изображение. – Иденвальдский монастырь славится своими миниатюристами.
– У них заказывают книги многие почтенные люди, мой господин, да и дело свое там знают хорошо, сами готовят краски, – мастер одобрительно покачал головой, цокнул языком. – Отменные краски, что остаются яркими и не меняют оттенка, и зеленый никогда не заменится коричневым, даже если книге этой уже много лет. Однако монахи не взялись бы за столь сомнительный текст, а барон Алерфельд посулил немалые деньги…
– Да и не отдавать же такой щедрый куш проходимцам из Кеберге, что не отличат вайды от лазури, верно?!
– Ваша правда, и я позволил себе рассудить так же, хотя силы мои уже не те. Ох, эта работа отнимает у человека молодость и здоровье, мой господин! Это прискорбно, и немало огорчает мою бедную жену. А вы же знаете, как я не люблю, когда она в дурном расположении духа… Но, по мне, хуже всего относиться к своему ремеслу плохо, без сердца – это так же вредно для дела, как и дурное сырье… Славные песни пришлись мне по душе, я вспомнил свою молодость – поэтому и в мыслях не имел отказать барону. Но в это время, как назло, случилась размолвка – о ней вам, должно быть, известно? – между герцогом Рюттелем и славным городом Треве, откуда мне поставляют пигменты наилучшего качества. Я долго не мог дождаться заказа, пришлось спешно разыскивать замену, входить в траты…