Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 46 из 184

– Может быть, он не так уж и притесняет ее, – прошептала королева менестрелю перед тем, как просители вернулись в зал. – В конце концов, даже такой дурень должен понимать, что девицу можно отдать замуж с выгодой для себя. Но мальчишка слаб, и вряд ли побои пойдут ему на пользу. Этот простец выколотит из него последний ум и только-то…

…– Имущество отца должно переходить к сыну, а если сын слишком юн – к старшему мужчине в роду. Так тому и быть, за исключением малой доли, что причитается родной дочери. Но ради твоего искусства, девица, королева не оставит твою мольбу без внимания. Ты отправишься в Кернский монастырь и возьмешь с собой брата. Там продолжишь обучение ремеслу, а мальчик получит воспитание и уход – в счет своего наследства; и это будет справедливо. Когда он вырастет, то сможет жить по своему усмотрению. Настоятельница, госпожа Менк, станет вам второй матерью – и благодарите за это небо, ибо лучшей заботы и более благого примера добродетельной жизни вам не найти! Теперь ступай…

Как только Фогель от имени королевы произнес эти слова, почти потерявшая рассудок от счастья девица, распростершись перед Анастази, с рыданиями поцеловала край подола ее платья.

– Я видела твою работу, – медленно произнесла Анастази. – Она хороша. Но сумеешь ли ты так же красиво расшить не маленькую сумочку, но целое платье?.. Твоего искусства хватит на это?

– О, моя королева, – девушка улыбнулась мокрым лицом, а потом слезы вновь потекли по ее щекам. – Я употребила бы на это все мое умение, если вам угодно…

Анастази прервала ее речь мягким, слегка нетерпеливым жестом.

– Что ж, пусть так. Возможно, тебе еще представится возможность послужить вальденбургской королеве... Отправляйся в Керн и ничего не опасайся. Надеюсь, я не пожалею о своем милосердии…

Кузнец угрюмо молчал, ибо хоть и не вправе был считать себя обиженным – до достижения племянником совершеннолетия большая часть имущества оставалась в его мошне, – но уже успел опечалиться, размышляя о расходах, которые понесет.

Королева подозвала Фогеля и что-то сказала ему. Тот утвердительно кивнул, поклонился, а потом обратился к старосте, не к кузнецу; голос его звучал холодно, словно он жалел для неученого простолюдина лишнего слова.

– Если этот человек вправду любит детей своего брата как родных, сердце его должно преисполниться смиренной радости и благодарности за то, что сама королева позаботилась об их воспитании. Девица же и ее малолетний брат отныне под защитой нашей доброй повелительницы, и да будет так, пока госпожа не пожелает иного!

Понукаемый старостой, кузнец вышел на середину зала и медленно поклонился сначала королеве, а затем ее свите…

Тирбсте находился недалеко от королевского замка, и Анастази рассчитывала вернуться в Вальденбург к ночи, но вечером разразилась гроза, сменившаяся сначала ливнем, а потом унылым, беспросветно-скучным дождем. Ехать назад в темноте, по размокшей дороге, показалось глупым и опасным, и королева приняла решение остаться в селении до утра. Ее свита разместилась в домах местных жителей, а сама Анастази, ее верная Альма и несколько воинов остановились в доме для собраний, на втором этаже которого имелись комнаты для гостей.

В тепле большого зала, у очага, Анастази до поздней ночи слушала своих подданных, смеялась их шуткам и подпевала незатейливым песням, а Лео жадно смотрел на нее, время от времени напоминая себе – не будь так откровенен, это могут заметить! Дождись, когда потушат огни, и сама ночь со всеми ее чудищами, тучами и звездами станет на стражу…





Что ж, едва настало подходящее время, ноги сами принесли его к заветной двери. Помещение, в котором остановилась королева, разделялось деревянной перегородкой на две комнатки, в передней из которых должна была ночевать Альма. Лео столкнулся с ней у самого входа – служанка только что помогла госпоже умыться и раздеться.

И чем отговариваться теперь, когда все очевидно?..

Но она ни о чем не спросила, лишь быстро глянула ему за плечо, словно желала убедиться, что он пришел один. Значит, и вправду уже обо всем знала и приняла сторону своей госпожи.

Лео улыбнулся, хотя Альма смотрела на него с явным отвращением. Ей не нравились ни его веселость, ни взгляд, которым он в предвкушении любовных утех окинул комнатушку, – и служанка стояла прямо на пути, словно менестрель был нежеланным гостем.

– Вам следовало бы усердней заботиться о чести дамы, мой господин.

– Ты впустишь меня или будешь надоедать разговорами?

– Не забудьте хотя бы запереть вторую дверь…

Альма нехотя посторонилась, пропуская его и делая вид, что не заметила, как он небрежно бросил на ее постель серебряную монету.

Он вошел в комнатку, и Анастази, уже лежавшая в постели, с тихим, радостным возгласом выпрямилась ему навстречу; полупрозрачная накидка, в которую она куталась, соскользнула вниз, обнажая плечи и небольшие, красивой формы груди.

Лео на мгновение опустил глаза.

– Надеюсь, просители не слишком утомили тебя, королева?