Страница 45 из 184
– Недавно в Тирбсте приехал посланник барона Агте, заказавшего этой девице работу. Собирался уехать вчера, но погода была дурная, пришлось задержаться.
– Откуда барону Агте известно, что девчонка – искусная мастерица?
– По словам Бюниха, барон давно знает кузнеца, и в этот раз, приехав в его дом, застал девицу за работой. Он бы и не обратил на это внимания – подумаешь, что–то там латает, – но с ним была сама госпожа баронесса…
– Баронесса Агте – дама, обладающая весьма хорошим вкусом, – подала голос госпожа Фем, поймав вопросительный взгляд королевы. – Это она заказывала у леденских ткачей те шпалеры для зала Королей, что привезли перед самым месяцем бурь. Мне доводилось бывать в Вельгенау, родовом замке барона – я видела там множество изящных и драгоценных вещей, свидетельствующих не только о богатстве, но и о том, что хозяева этих вещей понимают истинную красоту.
– Именно, – кивнул Фогель, довольный тем, что его слова получили подтверждение. – И той так понравилось, как она выполняет эту сложную работу, что она стала расспрашивать, где это девочка научилась так ловко класть нити. Та и рассказала ей все, что вы сейчас слышали, моя королева – про отца, обучение в Ледене и прочее. Это так понравилось баронессе, что она заказала ей вышивку и распорядилась, чтобы все необходимое привезли из Гюнттале. Работа была выполнена в срок, и недавно из Вельгенау прибыл нарочный, чтобы забрать вещи… Да он сам расскажет об этом подробней, чем я. Позвать его, моя королева?
– Нет. Но передай ему, чтобы задержался. И пусть мне принесут что-нибудь из ее работ. Хочу посмотреть, так ли они хороши.
Фогель передал ее веление старосте. Тот, несмотря на кажущуюся неповоротливость, оказался расторопен, и вскоре королева, дамы и Альма уже разглядывали принесенные им накидку, перчатки и маленькую поясную сумочку.
– Лео, взгляни, – произнесла королева, и в голосе ее менестрель услышал гордость, как будто эти вышивки сделала она сама. – Полюбуйся-ка на то, какие умелицы есть в наших землях!
И так же, как переменился голос, переменилось и ее отношение к этой утомительной, чужой проблеме, которую она обязана была решить, раз уж взялась.
Цветы и плоды граната сияющим золотом и мелким жемчугом на синем шелке; на бледно-зеленом бархате длинной накидки – темно-зеленые и бордовые виноградные листья, а среди них – орлы, держащие в лапах щиты с пустыми полями для гербов. На лицевой стороне поясной сумочки целая сценка – благородная дама сидит на цветущем лугу, в руках ее ленты, у ног собачка. А рядом с прекрасной – рыцарь в богатом одеянии, влюбленный и оробевший, словно в присутствии желанной не смеет произнести ни слова…
И ни морщинки, ни одной перекрученной или неверно положенной нити…
– Вот это и принцу под стать, да? – Анастази указала на ткань с виноградными листьями. – Всего лишь дополнить узор – и готово прекрасное одеяние. Как считаешь, Лео, пришлось бы оно к лицу юному Лотару? Королевский орел его отца – и его личный герб…
Менестрель вынужден был согласиться, что вышивка и впрямь выполнена очень искусно, в выбранных же мотивах чувствуются не только мастерство и богатство воображения, но и деликатный нрав вышивальщицы.
– Искусные золотошвейки сами ценятся на вес золота. Но, моя госпожа… Королевская милость, при всей ее несомненной правоте, не должна вызывать нареканий у тех, кто приносит королевству доход. Не отнимай у глупого кузнеца все.
Менестрель сразу же поспешил сгладить неприятное впечатление, которое, должно быть, произвели его слова, и, склонившись перед королевой, так, чтобы присутствующие ничего не заметили, быстро дотронулся до ее руки, спокойно лежавшей на подлокотнике кресла.
Он бы поцеловал ее, но сейчас это желание было неисполнимо.
– Я услышала тебя, Лео, – сказала Анастази, уже не глядя на него, и менестрель понял, что его слова произвели не совсем то действие, на которое он рассчитывал. – И я непременно учту то, о чем ты мне сказал. Но налоги и войны – это ваши, мужские дела, а я всего лишь королева и женщина. Мое дело – проявлять милосердие и помогать страждущим, раз уж мужчинам недосуг… Да и спасти невинность от посягательств…
В ее устах слова о целомудрии и посягательстве на невинность звучали довольно неубедительно, словно заученный без всякого понимания урок, но чувственно, как будто она играла с ним – а может, просто хотелось так думать, оттого, что он ныне видел в ней любовницу, а не королеву?
– Кому еще заступаться за обездоленных и сирот, как не тебе, моя госпожа? Ты властительница, и все твои подданные для тебя точно дети – а какая мать позволит, чтобы над ее детьми творили несправедливость?
Анастази, ничего не ответив на эту лесть, сделала Фогелю знак рукой.
– Вели позвать их.
Лео, поняв, что лучше сейчас не раздражать королеву пустой болтовней, поклонился и отступил назад, стал чуть позади ее кресла.