Страница 44 из 184
Кто его знает, может и вправду пытался залезть ей под юбку, думал Лео, разглядывая девицу – несмотря на юность, сложена неплохо, женственно, а в будущем обещает стать весьма статной. Правда, личико уж очень простое – большой рот и слишком толстые щеки, к тому же тронутые некрасивыми отметинами от оспы…
Впрочем, сивобородый немолодой ремесленник, которого староста тоже приволок сюда, выглядел ничуть не привлекательней, и по сторонам зыркал зло, колюче – словно у него и впрямь собирались отнять нечто, безраздельно ему принадлежащее.
Разумеется, он отрицал все, что наговорили про него злобные лжецы и завистники. Не все так любят своих родных чад, как он – отпрысков двоюродного брата…
Услышав эти слова, несчастная девица упала перед королевой на колени, и, не смея поднять глаз, почти уткнувшись лбом в ступени возвышения, на котором стояло кресло Анастази, молила спасти жизнь маленького брата, что и так слаб здоровьем. О большем просить не смела, и надеялась прокормиться ремеслом вышивальщицы, которому обучалась в Ледене, покуда был жив ее отец.
– Какая наивная надежда, – тихо, как будто про себя, произнес Лео. – Не умея как следует вести дела, она уже через пару месяцев обзаведется долгами, которые не сможет выплатить, и в конце концов попадет в дом для известных утех – прости меня, моя королева! – где станет угождать бондарям да ткачам…
Анастази, слушая его, то и дело постукивала пальцами по подлокотнику, и менестрель понял, что она гневается.
– Да он худ как щепка… Настоящий заморыш…
Она произнесла это очень тихо, пристально глядя на мальчишку; в голосе ее Лео услышал одновременно пренебрежение и брезгливую жалость.
Мальчик и вправду был щуплый, тощий и нескладный. Совсем не такой, какой мог бы понравиться королеве, влюбленной во все прекрасное, и Лео ощутил мгновенную гордость оттого, что его сыновья, рожденные красивой женщиной, хоть и простолюдинкой, ни в чем не знавшие нужды с самого младенчества, совсем не похожи на этого несчастного, который в свои четыре года еле выучился говорить…
Пока взрослые люди вокруг беседовали о вещах, его пониманию недоступных, он стоял рядом с коленопреклоненной сестрой, держа ее за рукав, сопел и то и дело вытирал нос расцарапанным кулаком.
Королева Маргарита непременно пожалела бы его. Вполне возможно, растрогалась бы до слез. Она ласкова к детям, своим и чужим, а король Вольф склонен потакать супруге во всем, что не касается непосредственно государственных дел.
О доброте и благочестии нежной Маргариты с восхищением говорили даже здесь, в Вальденбурге. Королеву Анастази придворные менестрели не столь часто воспевали в качестве примера добродетели, расточая куда больше восторгов и лести ее редкостной красоте.
Анастази же было скучно, Лео видел это по выражению ее лица. То ли королева утомилась от собственных семейных передряг, то ли просто не верила, что все до такой степени серьезно, чтобы требовалось ее вмешательство – обычно увещеванием строптивцев и заботой о сиротах занимались священники.
Впрочем, захваченная собственной идеей или страстью, она принимала решения очень быстро, и, кажется, не умела об этом жалеть.
– А если она и вправду мастерица? – прошептала она ему на ухо. – Это кое-что меняет, не правда ли, господин королевский менестрель? Будет очень жаль, если она растратит свои таланты на столь низменное дело, как утоление плебейских похотей…
– В плотских желаниях и плебеи, и аристократы созданы похожими – слишком похожими, моя госпожа…
Королева искоса взглянула на него, и менестрель умолк, зная, что она отчетливо поняла намек. Анастази произнесла, обращаясь к Фогелю:
– Я выслушала их. Пусть явятся через час, и я объявлю свое решение.
Фогель повторил слова королевы, хотя этого и не требовалось – староста первым подпихнул к выходу из зала свою необъятно-добрую жену. Вслед за ними вышли и остальные, а одному из воинов Фогель приказал присмотреть за детьми, дабы с ними ничего не случилось.
– Жаль, что она не сказала, для кого выполняла свои заказы, – нехотя произнесла Анастази. – Возможно, кто-то из Вальденбурга… Однако…
– Если таково ваше желание, я мог бы узнать это, моя королева, – произнес Фогель, и Анастази в ответ только молча махнула рукой – сделай.
Королевский распорядитель покинул зал, и пришлось ждать около получаса, прежде чем он вернулся, очень довольный своей догадливостью. За это время по распоряжению старосты, человека умного и бывалого, гостям принесли угощения и местного вина, которое, по словам Бюниха, славилось на всю округу и даже на том берегу Вейбы, и весьма ценилось за свой вкус и благородный рубиновый цвет.
Лео, вслед за Зейдеком и дамами, принял из рук служанки вино, сделал несколько глотков. Вино пахло травой, спелыми ягодами, вобравшими в себя все богатство солнца, и чуть щипало язык. Разумеется, такое не сгодится для королевского пира, но для селения вроде Тирбсте, пожалуй, его и впрямь можно счесть приличным.