Страница 35 из 184
Справа от королевы неспешно шел кот, бесшумно ступал широкими лапами, равнодушно поглядывая по сторонам. Анастази удерживала его на тонкой золотой цепочке, прикрепленной к алому кожаному ошейнику – скорее красивый пустяк, чем необходимость, ибо лесной зверь давно привык жить рядом с людьми и уделял большинству из них ровно столько внимания, сколько обласканный судьбой восточный владыка – своим самым ничтожным рабам.
Королева и герцогиня появились в Большом зале почти одновременно с гостями. Удо, ожидавший у самых дверей, склонился перед дамами в низком, почтительно-восхищенном поклоне. Королева отдала пажу золотой поводок, но коту не понравилась эта перемена, а может, показалась оскорбительной необходимость подчиняться кому-то, кроме госпожи. Склонив голову, он уперся широкими лапами в пол, выпустил когти, не давая себя увести, и Удо вынужденно последовал за королевой, не желая длить эту заминку.
Евгения, увидев среди окруживших короля Торнхельма придворных герцога Лините, едва заметно кивнула ему, улыбнулась – одними глазами, чуть опустив ресницы, – в ответ на столь же незаметное для других, нежное приветствие.
Вольфу предоставили почетное место – ближе к камину, у круглого стола, прямо напротив короля Торнхельма. Долговязый Куно Реттингайль, паж тевольтского короля, застыл позади кресла, держа на руке отделанный беличьим мехом плащ, который Вольф, едва войдя в зал, небрежно сбросил с плеч, словно прекрасная вещь не имела для него никакой ценности. По правую руку от короля усадили Гетца фон Рееля, его распорядителя – грузного, внушительного вида мужчину; по левую расположился Лео Вагнер. Ближайшие сподвижники Вольфа сидели молча, не глядя друг на друга, не поддерживая беседы.
Подчеркнутая сдержанность обращения между ними была вполне объяснима: в Королевском совете голос графа фон Рееля, хозяина больших виноградников на юге и густонаселенных земель на правом берегу Рейна, был голосом родовитых дворян, вернейших вассалов короля. Большинство из них на дух не переносили Лео Вагнера, однако король явно жаловал безродного выскочку, и двору приходилось до поры до времени с этим мириться.
– Не могу не восхищаться твоей прекрасной супругой, дорогой брат! – с этими словами Вольф поднялся со своего места, сделал несколько шагов навстречу королеве, что, по тевольтскому обычаю, было проявлением высшего расположения; поцеловал королеве руку. – Но восхищение мое омрачает досада, ибо всякий раз, глядя на нее… Я понимаю, какой непростительной оплошностью с моей стороны было позволить баронессе покинуть наше королевство!
Произнося это, он с улыбкой взглянул на короля Торнхельма, словно желая добавить – лишь из уважения к вам я позволил состояться этому союзу, дорогой брат!
– Почему же ты прибыл к нам в одиночестве, Вольф? Мы надеялись, что твоя королева прибудет вместе с тобой, и огни в этом скромном зале засияют еще ярче, так же как и радость в наших душах, – Торнхельм с вежливой улыбкой вернул Вольфу его двусмысленный комплимент. Анастази взяла мужа под руку.
– Наш брат любит и бережет свою прелестную супругу, как величайшую драгоценность – и это справедливо, ведь она-то действительно первая красавица королевства!
Она не лукавила, воздавая должное королеве Маргарите – та отличалась изяществом и милой нежностью манер; а кроткий взгляд, соразмерная хрупкость телосложения, прекрасные золотистые волосы – что может быть благородней, вдохновенней для художника или певца?..
Лео Вагнеру стоило бы воспевать ее, а не радости тайной любви, ибо Маргарита, немногословная, скромная, воплощала собой образ настоящей королевы, благочестивой жены и матери, и, говоря о ней, Анастази почувствовала укор совести. Следовало бы вести себя так же, а не танцевать до упаду, заливаться смехом, поглядывать на менестреля...
– Моя возлюбленная супруга сейчас в замке на взморье. Дорога в ваши края длинна, а природа здесь слишком сурова – и я решил, что королеве совершенно необязательно испытывать тяготы дальнего пути наравне с мужчинами. На переправе через Ильвин нас застигла непогода – не представляю, сколько усилий понадобилось Лео, чтобы добраться до той деревеньки, где мы остановились.
– Прошу тебя не думать, дорогой брат, что это было умыслом с нашей стороны! – Торнхельм приложил правую руку к груди, словно и вправду приносил извинения.
– О, вряд ли это подвластно кому-либо из земных владык, – непринужденно откликнулся Вольф. – Хотя, насколько я могу судить, ладить с природой в Вальденбурге умеют. Как вам удалось сделать смирным такого хищного зверя? Право, он ягненок…
Он склонился, желая погладить кота, но тот недоверчиво ощерился на незнакомую руку, шарахнулся в сторону. Удо сдержал его, молча склонился – согнулся почти пополам, не имея другой возможности извиниться за поведение неразумного существа.
– Пусть мальчишка не тревожится, – сказал Вольф, обращаясь к Анастази. – Он не может отвечать за зверя, который, похоже, покорен лишь тебе, королева – что для меня вовсе не удивительно… Вижу, ваше семейство процветает – но радует ли тебя успехами твой старший сын и мой вассал? Когда я смогу увидеть его господином и хозяином над принадлежащими его роду землями?