Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 19 из 184

– Герцогиня Лините – женщина, умеющая привлечь внимание, особенно когда ей это нужно. Может ли быть, чтобы она не нашла милого ее сердцу друга за эти годы?

– Мне ничего не известно, – Торнхельм тяжело взглянул на нее. – Но, если и так, это стало бы весьма неприятной новостью.

– Ничуть не неприятней, чем попытка объяснить благочестивой и верной супруге, почему ее муж желает развода…

– Мне стоило бы думать о чем-нибудь более важном, чем ваши любовные неурядицы! Вольф пытается вытянуть из меня больше, чем я готов дать. А мне нет нужды лезть в его дрязги с мелкими князьками вроде графа Адельсхофена и Конрада. Восток ничего не забывает, и не хотелось бы получить удар в спину именно тогда, когда я соглашусь воевать за чуждые мне интересы. Да и Лео здесь не столько посланник, сколько соглядатай. Ты тысячу раз права, когда говоришь, что от него стоит держаться подальше.

– Любой наш гость – немного соглядатай, любовь моя. Этот – не больше и не меньше других. Конечно, он хочет знать не только то, о чем ты говоришь, но и о чем ты умалчиваешь. Конрад и графство Цеспельское – далеко не единственные темы, интересующие его сюзерена. Он ведь, кажется, намерен навязать графу свое покровительство?

– Да, и в случае чего прикрыться этим же графством от Конрада. Поэтому в Вальденбурге так мало чужеземцев, моя милая. И если бы их не было вовсе…

– Если бы их не было вовсе, вальденбургский король до сих пор бы рядился лишь в кожи да шкуры, и почитал это прекрасным нарядом. А королева и ее фрейлины кутались в собственные волосы, точно дикарки, и, возможно, имели бы один гребень на всех, – Анастази деланно-печально вздохнула, плавно качнулась из стороны в сторону, словно танцевала под ей одной слышную музыку. – Ни шелка, ни атласа, ни золота… Твой замок считали бы захолустьем, Торнхельм…

Золотое кольцо на ее левой руке ярко блеснуло – круглое, как чашечка полевого цветка: сапфиры, рубины и смарагды точно лепестки, а центром смарагд покрупней. Король хорошо помнил, как подарил ей его после рождения желанного первенца, Отто, принца. Всего лишь семь лет назад.

– Ты сейчас напоминаешь мне тебя пятнадцатилетнюю, – негромко сказал он, поймал ее руку и поцеловал. – Бежала по лесной тропинке – мчалась со всех ног в своем зеленом платье, а я боялся, что вот-вот покатишься кубарем и свалишься прямо в ручей. А у меня не было с собой плаща, чтобы укрыть тебя, если ты вымокнешь… Увижу ли я когда-нибудь тебя степенной и величавой, какой подобает быть королеве?

– Разумеется, увидишь. Когда я стану грузной и некрасивой, мне останется лишь соблюдать степенность и ворчать о том, как переменилось время! И если мое беспрестанное брюзжание тебя утомит, не смей заявлять, что я не предупреждала!

Король лишь усмехнулся. Да, такова Анастази – слишком переменчива, недальновидна, по-девичьи капризна, и, пожалуй, не склонна принимать всерьез даже слова собственного супруга. Ей по душе танцы, свет факелов и беспечное веселье, а ему – тишина, лесные своды или бесконечный простор равнин. Он любит одиночество, она же терпеть не может. Ей – золото, блеск, восхищенные взгляды, песни, ему – заботы, немногословная звериная нежность, тишина затерянного в снегах замка…





Но веселость и легкий нрав королевы вновь, в который раз, подкупили его, и, пряча руки под покрывало, чтобы согреться, Торнхельм сожалел о том, что порой недостаточно ласков со своей прекрасной женой.

Анастази переменила позу, устроилась поудобнее рядом с ним, и, обняв ее, Торнхельм сам не заметил, как уснул.

– Мой господин, все уже готово. Королева и герцог ожидают вас, – осторожно и негромко проговорил Удо. – Герцогиня Рюттель еще на прогулке, но за ней уже отправили слуг.

В небольшом каминном зале с расписными, наполовину белеными, наполовину окрашенными красной охрой стенами короля встречало тепло и свет множества свечей в высоких поставцах; против двери, в которую высокорослому Торнхельму приходилось входить слегка пригибаясь, располагалось большое окно с вырубленными в стене каменными скамьями, где обычно сидели, ожидая указаний, слуги. Сейчас оконную нишу занавесили плотной тканью, не пропускающей в помещение холод.

В этот зал допускались только самые близкие королевскому семейству вельможи и челядь, и здесь можно было вести спокойно самый конфиденциальный разговор, не опасаясь, что о сокровенных чаяниях и замыслах станет известно раньше времени.

Свен прохаживался взад-вперед, разглядывая роспись на стенах, Анастази сидела у огня. Альма принесла госпоже рукоделие, но это занятие интересовало королеву куда меньше, чем блеск драгоценных камней в перстнях, которые она рассматривала, слегка улыбаясь.

– Вы так и не рассказали нам, герцог, что такого необычного произошло во время недавней охоты, – заговорила Анастази, когда украшения ей наконец наскучили.

– С твоего дозволения я продолжу, моя королева! Да, оказалось, что охота не закончилась в то мгновение, когда юный Удо, которому наш повелитель, как мы все знаем, весьма благоволит, привязал убитого лиса к своему седлу. Мы направились обратно к Вальденбургу, ибо день сменился вечером, и воздух сделался синим, будто кто-то разлил вайду, и уже въехали в Эсвельский лес, когда дотоле покорная лошадь мальчишки взвилась на дыбы...