Цветы для наглых

– Поверь, Пауль, ты можешь заменить любого из царедворцев, толпящихся в тронном зале Тевольта… Но давай не будем говорить теперь о таких непростых вещах. У меня есть еще новости, – продолжила Анастази и мягко улыбнулась – как всегда, когда ее посещали приятные воспоминания или хорошие, светлые мысли. – Скоро в Золотой Рассвет явятся люди из Вальденбурга и привезут с собой Пушу…

– Что за блажь – этакого старикана и таскать туда-сюда, – проворчал Пауль. – Или у вальденбургского короля… А-а-ай, госпожа!..

Анастази схватила его за ухо и пребольно сжала, так, что ногти оцарапали кожу.

– Эй, шут, этот старикан – мой подарок от… Нет, только память о счастливом времени, когда я была вальденбургской королевой; и именно поэтому я особенно хочу, чтобы он был со мной. Тебе понятно?!

Вырвавшись из ее неожиданно цепкой руки и потирая ухо, Пауль обиженно пробормотал, что для того, чтобы растолковать такую простую истину, совершенно необязательно применять силу.

Анастази не ответила ему. Слова короля разожгли в ней любопытство. Ей захотелось расспросить отца о том, при каких обстоятельствах состоялся упомянутый королем разговор, и о чем еще говорил сюзерен; охваченная нетерпением, она вскочила, досадуя одновременно на зимнюю стужу и какие-то, неизвестные ей, дела, задержавшие барона в пути – но тотчас же опустилась обратно в кресло, сжала руки на коленях.

За последнее время барон часто наведывался в Хагельсдорф – не менее пяти раз за два месяца, – и это казалось ей недобрым знаком. К чему эти метания, это беспокойство? Возможно, щадя ее чувства, он скрывает какие-то неприятные известия...

К тому же он все еще не знает, что она в тягости. И нет сил сказать, хотя что пользы в молчании?..

Ее мысли вернулись к этому, как река, едва сойдет на нет половодье, возвращается к привычному руслу. Каждый вечер, оставаясь в одиночестве в спальне, она, обнаженная, внимательно рассматривала, исследовала себя; подолгу простаивала перед тусклым медным зеркалом. Утирала непрошеные слезы. Время от времени пересчитывала, перебирала серебро и украшения, взятые из Вальденбурга, чтобы знать, чем располагает, на случай, если придется спешно оставить Золотой Рассвет. Днем же, встречаясь с отцом или кем-нибудь из его ленников, привычным уже жестом оправляла верхнее платье, складывала руки перед собой, чтобы ткань накидки ниспадала крупными, красивыми складками.

За это время почти позабылись выматывающая дурнота и постоянная головная боль. Резкие запахи и вкус пищи тревожили меньше, чем прежде. Но впору было тосковать по недомоганиям и боли, ибо живот постепенно округлялся, выдаваясь вперед.

Пройдет еще месяц или чуть больше – и это уже будет заметно со стороны, и не помогут ухищрения с одеждой или якобы случайно распущенный пояс. Да и служанки, что помогают одеваться, готовят ванны, обязательно обратят внимание на то, как переменилось тело их госпожи – и тут уж пересудов не избежать…

В зал вошел Альдо Хилькен, поклонился и объявил, что отряд барона фон Зюдова уже приближается к воротам замка.

– Долго ли ждать?..

– Он мчатся во весь опор, моя госпожа. Скоро будут здесь.

Где-то невдалеке затрубил рог. Там, на равнине, его голос звучал зычно и раскатисто, но лишь слабым, неверным отзвуком отдавался здесь, за толщей каменных стен, за плотно закрытыми ставнями окон.

– Что ж, ступай, встречай сюзерена, господин Хилькен. Я подожду здесь. Уверена, наши славные рыцари выпьют сегодня немало вина и расскажут много небылиц.

Распорядитель вновь поклонился ей и покинул трапезный зал, поманив за собой собак. Они с шумом взметнулись со своих мест и последовали за ним. Вскоре появилась служанка, поставила на стол кувшин с нагретым вином, коробочки с пряностями, два кубка. Анастази взяла один и шлепнула по руке шута, потянувшегося было за вторым:

– А ну-ка!.. Это для отца, не для тебя. Твой сын Удо, возможно, и станет когда-нибудь бароном, но ведь не ты?.. Сбегай на кухню и принеси еще, если нужно.

До них, оставшихся в зале, доносился скрип и скрежет открываемых дверей, голоса людей, радующихся возвращению. На лестнице и в привратном зале мелькали отсветы огня.

Служанки убрали рукоделие; Пауль зашвырнул волчок под скамью и с радостной ухмылкой вынул из поясного кошеля таблички, объявив, что нынче он чувствует в руках необычайную ловкость, как у жонглера, и намерен обыграть каждого, кто решится сесть с ним за стол.

– А еще, красавицы, я могу и погадать – на любовь, на рыцаря знатного да статного… – он подмигнул Венке. Та махнула рукой.

– Вместо гадания я лучше покажу рыцарю свою белую ножку да станцую – проку больше будет! Да разве ты сам не говорил только что, будто дуракам верить нельзя?..

Пауль стал возражать ей; бойкая девица отвечала шутками и насмешками. Анастази слушала, налив в один из кубков вино и подогревая его над огнем, следила, когда настанет время добавить ту или иную пряность, вдыхала аромат.

В зал вошел Эрих фон Зюдов, снятыми рукавицами сбивая с плаща снег. Вслед за бароном появился Флориан, расплылся в веселой улыбке – но тотчас же посерьезнел, склонился, прижав к груди правую руку.