Страница 137 из 184
– Ты должен простить меня, барон, – тихо сказала она. – Я поверила уговорам малодушных трусов, и отказалась от поездки на Готтармскую равнину, ибо меня убеждали не рисковать жизнью и беречь себя ради нашего маленького сына и твоего единственного наследника. О, почему я устрашилась и покорно внимала недостойным словам?.. Возможно, там я встретила бы твоих спасителей, и они рассказали бы мне о тебе…
Она закрыла лицо руками, объятая раскаянием и печалью, но барон попросил ее не горевать об этом.
Чему не суждено быть, того и не случится. Он прошел Эдессу и Идумею, пески и пальмы, и добрался до границы знаемого мира…
– Видел я край земли и столпы морские, но плохо помню их. Зато помню сырые стены ямы, и крыс размером с собаку, и засохшую кровь на руках. Кровь всюду – на лице, на теле, на земле. Четыре года я провел в яме, почти не видя дневного света. Злоба стала моей пищей, угрозы и проклятия – молитвой. Смог бы об этом спеть хоть один менестрель?..
Анастази только покачала головой.
– Мне кажется, перенести это не в силах человеческих. Однако ты выжил и вернулся. И весь твой огонь – в тебе, перед ним ничто зной пустыни.
…Они были молоды и решительны; их юная любовь не ведала ни запретов, ни препятствий. Они обвенчались тайно, без отеческого благословения, в местечке под названием Эллендорф, и там же провели ночь, довершив свое супружество. А следующим вечером, на дороге в Вигентау, на них напали; юную наследницу рода фон Зюдов вернули в отчий дом, заперли в верхних покоях, и она оплакивала барона Кленце как погибшего.
А затем он вернулся – в день и час, когда ее должны были венчать с другим…
Анастази вздрогнула, поняв, что именно в этот день впервые увидела Лео. На венчание из Тевольта явились многие царедворцы, и среди них менестрель, уже тогда бывший доверенным лицом короля и слывшим большим мастером в своем искусстве…
– Милосердие неба не оставило меня, хотя я совершил немало дурного, – барон Кленце поднес руку ко лбу, потом к груди, отвел в сторону – старинный жест благодарности. – Когда к городу подступила армия герцога Гильома Непсского, мне удалось убить своих охранников и бежать.
Анастази хотелось попросить его замолчать. На каждое его унижение приходилась ее радость, на каждый удар плетью – поцелуй любви. Но она слушала, не перебивая и не торопя, о красных реках, текущих по камням древних улиц, о чудовищных тварях в темных пещерах, о серо-стальных, ярящихся волнах и низко нависших, неотличимых цветом от воды тучах. Море, словно дитя игрушку, швыряло корабль…
Наконец рассказ был окончен. Повисло неловкое, сторожкое молчание. Не решаясь продолжить разговор, Анастази беспомощно крутила в пальцах оконечник длинного пояса.
Внезапно до них донеслось пение рога, скрежет воротных петель. Анастази с облегчением и надеждой обернулась к распахнутым окнам.
– Отец вернулся. Ты, должно быть, хочешь встретиться с ним…
Барон улыбнулся.
– Я буду рад видеть его, но позже. Я ведь приехал к тебе, не к нему.
– Разве не обо всем мы договорились в Вальденбурге?.. Тебе не в чем меня упрекнуть. Я имела право выйти замуж…
– За это не мне тебя судить; это дело священника. А молодой женщине, если она не посвятила себя Богу, полагается иметь супруга. Но я предлагаю тебе вернуться в Вигентау госпожой и хозяйкой, как то и было прежде, – ответил он, не глядя на нее; зачем-то пошевелил кочергой остывшие угли в камине. – Теперь к этому нет никаких препятствий.
– Сие невозможно. Мой теперешний супруг, – Анастази вновь запнулась, избегая называть Торнхельма по имени. – Мой супруг, хвала небу, здравствует и мы не разведены. Кроме того – и это гораздо важней! – ты дал клятву. Сам подписал договор, отказываясь от своего права… С каких пор для тебя это ничего не значит?..
Рихард подошел к ней, опустился на одно колено, и Анастази смогла рассмотреть его шрам – багровую, ветвящуюся, точно изображение реки на карте, неровную полосу плохо зажившей кожи. Он заметил ее взгляд и отстранился, показав другую сторону себя.
– Знаю, я безобразен теперь. Женщины отворачиваются, когда видят мое лицо.
Ей стало жаль его.
– Кто еще может похвалиться такой доблестью, кроме тебя, барон Рихард Кленце? Каждый твой шрам – как драгоценный камень в короне… – она склонилась к нему, коснулась щеки. – И поверь, ты не можешь упрекнуть меня в легкомыслии, потому что не было ни единого дня за все эти годы, когда бы я не помнила о тебе. Но разве получится перечеркнуть восемь лет жизни и сказать – вот, и не было ничего?..
– У меня не было и мысли об упреке, Ази. Но я потерял много времени, и намерен вернуть себе то, что мое по праву. Расторжение твоего нынешнего брака – лишь вопрос времени. Он, – Рихард мотнул головой в сторону двери; Анастази поняла, что речь о Лео. – Сделал все за меня. Но что, если твой супруг потребует твоей выдачи, с тем, чтобы наказать как должно… Что тогда сделает Вольф?