Страница 132 из 184
Отец Кристиан при этих словах несколько раз кивнул.
– Дочь моя, – перебил ее барон. – Скажи мне, что думает обо всем этом твой супруг?..
– О, полагаю… – Анастази оглянулась; Лео все не возвращался. – Говоря по сердцу, отец, я приняла решение поспешно, не советуясь с супругом. Сомневаюсь, что его величество доволен моим отъездом.
– Именно поэтому тебя сопровождают тевольтские ратники?
– Накануне у нас с супругом произошла небольшая размолвка – о, сущая нелепость, поверь мне! Но я испытала досаду и стыд; полагаю, что и он тоже. Дабы не гневить его, я приняла решение оставить Вальденбург… хотя бы на некоторое время.
– Я правильно понимаю, это связано с ним? – барон едва заметно кивнул в сторону выхода из зала. – Во что он тебя втянул, моя бедная неразумная дочь?
– Поверь мне, отец, я приняла решение, наилучшее из возможных. Знай твердо – я не плету интриг против своего супруга и избегаю всего, что может причинить ему хоть малейший вред...
По лицу барона Анастази видела, что ее уклончивые ответы подтверждают его самые худшие опасения.
– Ази, ты, разумеется, вольна при определенных обстоятельствах вернуться в дом своего отца. Можешь – и даже должна! – предпринять паломничество, ибо двоемужие, пусть и невольное… Да-да, мне известно о возвращении барона Кленце и о договоре, который он подписал при содействии короля, – добавил он, заметив удивленное выражение ее лица. – Я виделся с ним в Хагельсдорфе, и, не скрою, был рад…
– Тебе непременно следует ехать в Иденвальд, королева, – поддержал барона отец Кристиан.
– Однако, Ази, если твой нынешний супруг захочет увидеть тебя или даже вернуть в Вальденбург, я не смогу ему препятствовать.
– И будешь совершенно прав – к чему тебе ссора с таким могущественным государем?.. Но мне некуда отсюда ехать, отец.
Тем временем вернулся Лео; увидев его, Эрих фон Зюдов быстро перевел разговор на другое. Менестрель, опустившись на скамью по левую руку от Анастази, сделал знак Энно; тот принес лютню.
– Всякое путешествие – словно еще одна прожитая жизнь, – сказал Лео. Несколько кубков рейнского взвеселили его; хотелось вознаградить хозяина за гостеприимство, а заодно и порадовать Анастази, которая сейчас показалась менестрелю особенно печальной – в совсем не приличествующем королеве платье из тонкого зеленого полотна работы северных ткачей, единственном, которое оказалось ей по мерке из остававшихся в замке. На сей раз она не стала покрывать голову накидкой; драгоценные нити таинственно и маняще поблескивали в ее темных косах. – Вот что пришло мне на ум, пока мы проезжали вашими землями, барон…
Я расскажу тебе, мой друг – здесь зелены поля,
Здесь в мире и любви живут вассалы короля.
Ты здесь забудешь про печаль, про бедность и про гнев.
То край достойнейших мужчин и благонравных дев…
Июль пылает, весь в цветах, и ночь короче дня.
И та, к которой я стремлюсь, не оттолкнет меня…
Время шло к полуночи, когда Анастази, утомившись песнями и беседами, пожелала подняться к себе; мужчины вместо рейнского уже пили местное вино – подешевле и покрепче, говорили о жадности купцов и о том, что дела на Востоке нехороши, и надо вновь собираться в поход, если будет на то воля неба и короля…
Выходя из зала в сопровождении Альмы и Венке, королева слышала первые строки старинной песни, которую особенно любил отец. Лео и остальные подпевали барону тихими, исполненными вдохновения голосами:
– Когда собрался в Святую землю