Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 127 из 184

– Ты повзрослел, раз начинаешь задумываться о таких вещах. От тебя зависит немногое, это верно. Но самое дурное – сеять смуту между супругами, пересказывая государю пустые сплетни. Сосуд с кипящей водой снимают с огня, если не хотят, чтобы он лопнул. Поэтому исполняй свои обязанности прилежно, будь разумен и молчалив, а там уж как Бог приведет…

Удо постарался сосредоточиться на чтении, но, раз соскочив с привычного настроя, мысль никак не хотела вернуться обратно к занятиям. Он более не думал о королеве, но теперь перед глазами то и дело появлялось лицо Биргит, – лукавые светлые глаза, ямочки на румяных щеках.

Мечтания отвлекали, затемняя смысл прочитанного; хмурясь, Удо качал головой, но вновь терял строку и слово...

– Королева предприняла поездку, в которую отправилась внезапно, повинуясь то ли прихоти, то ли страху, и пренебрегла тем, что супруга государя не может позволить себе подобной вольности… Впрочем, Бог с этим, женское разумение мужскому неподвластно. Я, однако, желаю, не только знать точно, куда она направилась, но и быть уверенным, что королева останется невредимой на протяжении этого пути, как бы долго ни длились ее странствия, – король смотрел на своего гостя; тот сидел, опершись локтем о небольшой стол, в обманчиво-спокойной позе. Вино остывало, и все менее уловимыми становились ароматы канеллы и мускатного ореха – любимых пряностей королевы Анастази.

Хаган слегка приподнял брови, взглянул на короля. Глаза темные, слишком внимательные для человека мирного ремесла – единственное, что, пожалуй, могло насторожить в его непримечательном, блеклом облике.

– Предполагаешь ли, куда могла направиться твоя досточтимая супруга, мой король?

– Королева давно желала совершить паломничество, но вряд ли ее устремление – Керн или Леден, ибо в сем году она уже побывала там и оставила богатые дары монастырю, собор же и вовсе строится на ее средства...

– Разумею, если она покинула тебя несколько дней назад, то могла уже переправиться через Глан…

– Весьма возможно.

– Тогда, стало быть, следует искать королеву в тевольтских землях?

– Именно. А когда найдешь – подай мне весть… Ты знаешь, как. С твоим же посланцем я пришлю тебе ответ и дальнейшие указания.

Хаган несколько раз задумчиво кивнул.





Они беседовали еще некоторое время – о делах давних и нынешних, великих и малых. Гость так и не притронулся к угощению, а на вопрос короля ответил, что остерегается часто пить вино, ибо оно расслабляет человека, и лишает его волю твердости, а тело – силы и гибкости.

– Воистину так, – ответил Торнхельм. – Моя супруга, будь она здесь, согласилась бы с тобой. Она всегда считала, что следует учить детей избегать вина, отнимающего разум даже у самых здравых и отважных мужей…

Наконец король позвал пажа, и, когда явился Удо, а за ним и Клаус Фогель, велел им устроить гостя на ночлег, а поутру дать ему хорошего коня и достаточное количество серебра. С тем они и распрощались.

Удо остался с королем, чтоб помочь ему переодеться; заметно было, что юный паж сгорает от любопытства, хоть никогда и не позволит себе нарушить приличия и задать хоть один вопрос. В иное время Торнхельм сам заговорил бы с ним, ибо и вправду желал видеть юношу своим вассалом и дать ему земли на одном из рубежей, а властвовать нельзя без умения понимать людей, принимать решения и видеть последствия своих действий. Но теперь королю было не до того.

Наконец паж вышел, забрав с собой светильник и опустевшие сосуды. Торнхельм слышал, как он устраивается на скамье возле камина, напевая себе под нос легкомысленную песенку – должно быть, одну из тех, которым научила его Анастази.

Перед тем как лечь, Торнхельм выпил приготовленный для него лекарем травяной отвар, и надеялся, что это поможет ему уснуть – но, затушив лучину, лежал в темноте с открытыми глазами.

Он думал об Анастази – сначала той, юной, что, смеясь, дразнила его и танцевала на лесной поляне, не заботясь о том, что егерь-простолюдин смотрит слишком пристально; и о зрелой, статной, необыкновенно привлекательной женщине, которая восседала рядом с ним в главе пиршественного стола и держала его за руку, когда в зале Королей он вершил суд над своими подданными. Он верил ей и прислушивался к ее советам, однако теперь ему представлялось, что Анастази вышла за него лишь потому, что не хотела становиться любовницей своего сюзерена, отвергнув другие искания то ли из тщеславия и пустой гордости, то ли из опасений, что новый супруг не сумеет защитить ее от притязаний тевольтского короля…

Несмотря на весь свой гнев, он по-прежнему любил королеву, и не мог изжить из себя этого изъяна. Здесь все рушилось без нее; а она – оглянулась ли она хоть раз там, на лесной дороге, ведущей к переправе?..

Может, все же нужно было поручить Хагану, этому скромному человеку, столько повидавшему на своем веку, убить ее и ее любовника, и сделать так, чтобы их никогда не нашли; а с их гибелью остался бы неизвестен и позор, постигший королевскую семью?..

Если бы Хаган оказался в Вальденбурге в первый день после побега королевы, именно таково было бы веление короля; и оно было бы исполнено со всей возможной поспешностью. Но Анастази – королева, дочь благородного отца, и главное, мать наследника… Расправиться с ней – значит косвенно подтвердить слухи об измене, влить в тело королевства медленный яд сомнений и смуты; рано или поздно он разрушит все…