Цветы для наглых

Уже под утро ему послышался волчий вой, а потом забрехали собаки – и Лео пробудился, приподнялся на локте. Анастази крепко спала, прижавшись лбом к его плечу, держа обеими руками за руку, и, кажется, улыбалась во сне. Менестрель несколько раз шепотом позвал Альму, но ему никто не ответил – служанка, должно быть, поднялась затемно.

Лео повернулся к Анастази и поцеловал ее. Она, просыпаясь, мягко обняла его за шею, нежась, наслаждаясь тем, что можно не замечать времени. Но тотчас же ему почудилась в ее взгляде какая-то грусть – может, воспоминание о близких, а может, тревога за будущее, – и менестрель еле сумел отогнать от себя мысль, что не так уж далеко то несчастливое время, когда эта связь, такая необходимая и естественная ныне, станет тяготить их обоих.

– У тебя новое кольцо? – ее тонкие пальцы, едва касаясь, скользили вдоль его запястья, легли в ладонь. Казалось, она внимательно рассматривает, изучает его руки.

Лео кивнул.

– Посмотри, какое.

Снял кольцо и подал ей; на пальце остался странный отпечаток, напоминающий букву «А». Анастази посмотрела на внутреннюю сторону кольца, и увидела там выступающие обводы точно такого же начертания.

– О, Лео… – протянула она, сознавая, что совсем отвыкла от затейливых любовных игр и многозначительных намеков, которые так ценились в Тевольте и к которым был совершенно равнодушен вальденбургский король.

Лео усмехнулся и взял ее за руку. Поцеловал раскрытую ладонь.

– У меня есть для тебя подарок, Ази. Я хотел отдать его тебе сразу после турнира, чтобы ты чаще вспоминала меня, когда я уеду, но…

– Этого не нужно, – сказала она, но он все равно надел ей на палец золотое кольцо с разноцветным эмалевым узором из переплетенных цветов. Анастази не приходилось раньше встречать такие – в кольце скрывалось сложное устройство, и, приведя его в действие, можно было видеть, как золотые пластинки сдвигаются, а под ними обнаруживается вставка с написанным на ней нежным признанием.

Посланием Лео к Анастази была баллада про обольстительницу-лису.

– Влюбленные должны одаривать друг друга, Ази. Но там, в Вальденбурге, это было слишком рискованно…

Анастази обняла его, потянула к себе. В маленькой комнате было душно, и солнечный луч неторопливо путешествовал по стене.

Здесь же они распростились с Эделаром – королева проявила щедрость и заплатила ему почти вдвое больше того, о чем изначально был уговор. Проводник не уставал благодарить ее; она же лишь улыбнулась, дозволяя поцеловать подол своего платья:

– Вспоминай меня, старик. А если хочешь отблагодарить, помолись как-нибудь в версенской церкви. Знаю, ты часто бываешь там.

На следующую ночь, преодолев уже больше половины пути до переправы, они заночевали в Тергау, и Лео вновь разбудил волчий вой – на самой окраине деревни, совсем недалеко. Менестрель осторожно, боясь разбудить Анастази, поднялся с постели, подошел к окну, приоткрыл ставни и долго вглядывался во тьму.

…Волк объявился на четвертый день их путешествия. Они только-только въехали в лес. Росшие вперемешку ели и липы заслоняли свет, а кусты лещины под ними сплетались ветвями, цеплялись за плащи. Внимательному Лео почудилось, что позади мелькнула смутная тень, а потом появилась слева, на уходящем вверх пологом склоне…

Спутники менестреля, кажется, этого не замечали – Анастази глядела перед собой, то ли опять погруженная в свои невеселые мысли, то ли просто утомленная поездкой, тревогой и бессонными ночами. Энно снова подтрунивал над Альмой – она, по-видимому, ему нравилась, и, когда он глядел на нее, улыбка не сходила с его рябого лица. Некрасивый, долговязый, он был весьма обходителен с женщинами, и тем их привлекал – но оттого еще больше удивлялся, что служанка королевы к нему равнодушна. Королевские воины замыкали процессию, негромко переговариваясь, вспоминая города, которые видели, и женщин, которых ласкали.

– Продолжайте путь, как ни в чем ни бывало, – вполголоса сказал менестрель старшему из них, седому, со шрамом на подбородке. – Смейтесь, болтайте. Я хочу кое в чем удостовериться, только и всего.

Лео постепенно отстал от остальных. Повернулся лицом к дороге, по которой они только что проехали, и стал ждать. Сталь метательного ножа, зажатого в руке, впитывала тепло тела.

На дорогу выбежал волк – крупный, матерый. Черный, лишь на груди – небольшая белая подпалина, словно незадачливый ребенок махнул кистью и задел зверя, показавшегося ему просто большой собакой. Увидев Лео, он замедлил шаг, но продолжал идти вперед, и, лишь приблизившись на расстояние нескольких шагов, остановился. Гнедой встревожился, чувствуя приближение хищника, попятился, замотал головой, приседая на задние ноги – Лео с трудом удалось успокоить его.

Волк не собирался нападать. Он смотрел на менестреля внимательным, почти человеческим и в то же время по-звериному мудрым взглядом.

– Так это ты, – Лео опустил нож. Зверь, услышав голос, переступил с лапы на лапу, а потом уселся на дороге, словно ожидая продолжения разговора. – Оставь ее. Она тебя разлюбила.