Цветы для наглых

Менестрель опустился на колени, придерживая полу плаща, чтобы не испачкаться в крови, если окажется, что несчастный разбил голову; попытался расслышать дыхание – безуспешно, ибо собственное сердце грохотало как кузнечный молот.

Лео отпрянул, опасаясь быть застигнутым в столь двусмысленном положении. Вышел, стряхнул пыль с одежды, огляделся, притворил дверь. Потом, попятившись, повернулся и бросился прочь.

По настоянию королевы они остановившись на краткий отдых в Версенском аббатстве, и провели немало времени в церкви с низкими сводами, скупо украшенными резьбой, и полукруглыми, точно крепостные бойницы, окнами; Анастази долго оставалась коленопреклоненной возле украшенного цветами алтаря; Альма была рядом с ней и тоже молилась о чем-то своем.

Потом до самого вечера ехали скорой рысью, торопясь добраться до следующего постоялого двора засветло. К раскрытым воротам подъехали на закате, когда от солнца остались лишь широкие алые полосы на горизонте, над равниной, сменившей лес.

Одноэтажный дом был мал и выглядел неприветливо. Путники – в основном небогатые торговцы да странствующие монахи, – обыкновенно ночевали, укладываясь спать на лавках или на полу; если же гость хотел уединения и мог за него заплатить, хозяин предлагал ему занять каморку на чердаке. Туда вела узкая деревянная лестница, делавшая резкий поворот – что, впрочем, понравилось Лео, ибо в случае, если возможные преследователи пожелали бы подняться наверх, то даже один опытный воин мог бы надолго задержать их. Свет в каморку проникал сквозь маленькое окно. Посередине стоял небольшой стол, у одной из стен – грубо сколоченная деревянная лежанка; у другой валялась большая охапка соломы, ложе для слуг или оруженосцев. Где-то под скатом крыши ворковали голуби.

Королева не пожелала спускаться в общий зал; Лео нашел это разумным – мало ли отребья сбредается к ночи в такие вот придорожные дома, к огню и дешевому пиву, да еще и с тайной надеждой обобрать зазевавшихся путников?

– Отнеси госпоже ужин, – велел он трактирной служанке, рослой девице с крупными, крепкими руками. – И вина… Есть у твоего хозяина приличное вино, достойное благородной дамы?

Служанка, обрадовавшись возможности услужить богатой госпоже, а не толкаться внизу, в тесноте и жаре, ретиво взялась за дело. Поставила на стол масляную лампу – освещенная золотисто-рыжим светом, даже эта каморка казалась довольно уютной. Помогла Альме разгородить помещение, протянув веревку и повесив на нее наподобие занавеси большой кусок некрашеного полотна. Принесла шитье – подлатать одежду, если требуется…

Когда Альма протянула ей нижнюю тунику королевы, тотчас же по приезду пожелавшей переодеться, только восхищенно ахнула, рассматривая на свет тонкую ткань:

– Лучшие мои нитки не сгодятся для самой дешевой из ваших рубашек, госпожа…

Потом подала густую похлебку, приправленную специями, яичницу со свежей зеленью, хлеб, сыр и немного меда – самые простые блюда, но вполне исправно приготовленные; Анастази почему-то подумалось, что эта трапеза пришлась бы по душе королю Торнхельму.

Альма по привычке расспрашивала девицу о жизни вблизи от вечно веселящегося Штокхама – дорог ли хлеб и не притесняет ли местных крестьян королевский судья; королева же, казалось, вовсе не слушала. Стояла у маленького оконца, смотрела в кромешную тьму, перебирала четки.

…Наконец девица оставила их, весьма довольная тем, как провела время и вознаграждением, которое получила. Альма, утомленная долгой дорогой, вскоре уснула, и не слышала, как в дверь тихонько постучали – вернее, царапнули перстнем, тихо, но настойчиво. Понимая, кто это может быть, Анастази поднялась с постели, отворила. Приложила палец к губам.

– Тише. Не разбуди ее.

Снова выглянула в окно, точно чего-то ждала; повернулась к менестрелю.

– Как думаешь, они не найдут нас здесь?..

– Суди сама, моя королева – король, твой супруг, пожелал скрыть твое бегство. Не думаю, что его егеря станут искать тебя так уж рьяно… К тому же он наверняка догадывается, куда ты направляешься.

– Никогда не думала, что смогу оставить Вальденбург вот так…

– Ты поступила разумно, – Лео сел на кровать, откинулся к стене; потом полулег, внимательно глядя на Анастази. – Не тревожься. Разве здесь не лучше, чем в какой-нибудь горной крепости?

В окно врывались звуки ночи, шелест листьев, щелканье, какие-то дальние шорохи, – и ароматы ночных цветов приятно и таинственно кружили голову. Где-то в деревянных перекрытиях застрекотал сверчок. Лео потянулся к столу, задул огонь.

– Здесь постель застелена соломой… Под покрывалом солома, как на сеновале, – прошептала Анастази, опускаясь рядом с ним.

– Чем проще ложе, тем любовь слаще, моя королева, – ответил Лео, и она увидела в полутьме, как поблескивают его глаза.

– Может, ты хочешь сказать, что мне и того достаточно? – Анастази придвинулась ближе, принялась расстегивать его пояс; тугая застежка поддалась не сразу. Менестрель рассмеялся.

– Я хочу лишь сказать, что сделаю все, чтобы ты не почувствовала, что спишь сегодня на такой простой постели, Ази.