Страница 114 из 184
– Торнхельм, возлюбленный мой, ты еще слишком слаб. Неужели твое присутствие было действительно столь необходимо? И ты опять не следуешь указаниям лекаря… Разве теперь война и нам грозит нападение?
Анастази поднялась со скамьи, ласково улыбнулась и приглашающе протянула руки навстречу супругу, но он лишь окинул ее мрачным, отрешенным взглядом. Кажется, ее приветливость вызывала в нем отвращение.
Королева смутилась и встревожилась. Не пытаясь более заговорить, следила, как он мечется из угла в угол раненым зверем, и в глазах его такая злоба и ненависть, каких она не видела уже давно.
Альма по совету лекаря делала для короля травяной отвар – из каминного зала слышался плеск, с каким вода бьется о дно глиняной мисы; потом в камине затрещал огонь, с жадностью набрасываясь на сухое полено.
– Что все-таки с тобой, мой возлюбленный супруг? – наконец не выдержала напряженного молчания королева. – Чем герцог умудрился так прогневить тебя?
Торнхельм вдруг шагнул к ней, схватил за плечи.
– Дерзость или глупость дают тебе силы спрашивать об этом?
– О, так дело во мне?.. – вовремя спохватившись, что сейчас не время проявлять строптивость, Анастази продолжила примирительным тоном. – Какое отношение имеет ко мне ссора герцога с кем бы то ни было?
– Ты, точно ларец без замка, готова раскрыться всякому, кто берет тебя в руки, и я устал на это смотреть! Когда ты была юна, это можно было простить, счесть милым и забавным, но теперь… Твое поведение двусмысленно и смущает умы. Ты позволяешь себе вольности в беседах с Лео Вагнером… И, я знаю, обрадовалась возвращению Рихарда Кленце! Наверное, тебе приятны воспоминания о дивном браке, который вы заключили вопреки воле родственников и не дожидаясь отеческого благословения!
– Отчего ты так груб со мной, мой повелитель? Зачем оскорбляешь недостойными предположениями?.. Какой смысл вспоминать о том, что давно стало прошлым и вернуться не может?
Торнхельм заставил ее подняться, притянул к себе. Держал, вглядываясь в глаза, и не смевшая опустить голову Анастази видела в его взгляде ревность, недоверие и мучительные сомнения. Он был опасен, как раненый зверь, жаждущий отомстить охотнику, пусть и ценой собственной жизни. Большинству лесных тварей присуща жажда бегства, но медведь или вепрь предпочитают сражаться до последнего, и лишь очень опытный охотник рискнет вступить с ними в единоборство.
Она дрожала от страха, но, чем дольше смотрела в лицо супруга – плотно сжатые губы, широкая, медвежья переносица, морщины в уголках глаз, – тем яснее понимала, что, будь ему что-нибудь доподлинно известно, они разговаривали бы не в опочивальне, а в сырых подвалах Красной башни, и там ее быстро заставили бы признаться. Но им движет чутье да предположения, смутные, словно тени в предрассветном лесном сумраке. А ее, что и говорить, отнюдь не безупречное прошлое – словно масло в огонь. Любой клеветник при желании сплетет небылицу на основании слухов, нелепых догадок, невпопад брошенных слов…
Анастази поморщилась от боли – слишком уж крепко он сжал ее руки, – и сказала негромко, не желая привлекать внимания служанки:
– Прошу, не оскорбляй меня подозрениями, Торнхельм! Если тебе что-то нашептали, скажи в открытую, но не мучай злобой и ревностью…
– Я не прислушиваюсь к наветам, тебе ли не знать! Если бы я обращал внимание на все, что говорили о тебе тогда… Кристоф Хаккен, вернувшись с Востока, ведь предлагал тебе замужество? Отчего ты не вышла за него?.. А Вольф, едва получив корону, разве не забрасывал роскошными подарками – эти побрякушки, серебряные кубки, аравийские лошади?..
– Да будет тебе известно, что я отправляла его дары обратно! Лео Вагнер может подтвердить это, ибо сам их мне привозил. В замке Вигентау ты не найдешь ни одной вещи, присланной из Тевольта! И потом, Вольф был тогда моим сюзереном – не так-то разумно мне, при моих делах, было ссориться с королем, ты не находишь?
– Знаю, ты скажешь, что ни в чем не виновата, что даже не появлялась при дворе. Все это правда. Но я больше тебе не верю!
– Разве я не нежна с тобой по-прежнему?.. Не ласкаю детей, не разделяю твоих забот? Что же мне делать, Торнхельм, если при взгляде на меня в твоем сердце пробуждаются лишь досада и ярость?!
– В каждом твоем слове я слышу ложь, в каждом взгляде – измену!.. Но я многим пожертвовал ради возможности быть с тобой, – усмехаясь, ответил он. Сейчас от насилия над ней его удерживала только мысль о том, что он может ненароком ее покалечить, а он все еще слишком любил это нежное, капризное, умеющее так страстно отдаваться существо. – И, быть может, все еще слишком привязан к тебе, хотя это глупо, глупо… Но я знаю, как поступить. Ты отправишься в предгорья, в Стицвальд. С тобой поедут Альма, Михаэль… еще несколько слуг. Я сам решу, кого именно ты возьмешь с собой. Ты по-прежнему будешь жить в изобилии и достатке, но никто, кроме Евгении, твоего отца и наших детей, не появится там. Никаких праздников и турниров. Никаких выездов и менестрелей. Я буду… буду приезжать к тебе, и ты будешь покорной, как всякая жена покорна мужу.
– Покориться такой несправедливости? И не подумаю! – Анастази насмешливо взглянула прямо ему в глаза, хотя сердце ее затрепетало. – Не пугай. Ты знаешь – покорности во мне ни на грош.