Цветы для наглых

– Потаскушки они все… О, Торнхельм, брат мой. Ни одной из них нельзя верить!..

Паж тем временем осторожно взял из рук герцога кубок и снова наполнил его.

– Герцог, – негромко, успокаивающе сказал Лео. – Не противьтесь судьбе и не сетуйте на нее. Поверьте, вино и время – лучшие врачеватели для душевных ран…

Свен согласно кивнул, уже не поднимая лица, и, взяв кубок из рук пажа, пригубил, сделал глоток – а затем пролил остатки вина на себя. Попытался встать – и тяжело повалился на скамью.

– Мой герцог, – капитан лучников почтительно, но твердо взял герцога под руки. – Король беспокоится о вас и желает, чтобы вы отдохнули. Не огорчайте нашего господина. Позвольте проводить вас.

– А я не… не желаю, – упрямо произнес Свен, но чувствовалось, что и ярость, и силы его уже оставили. – Кто ты? Н-не знаю тебя…

– Меня зовут Ханс Принге, ваше высочество. Я сопровождал вас в южном походе, возглавлял один из отрядов... Теперь же я капитан лучников здесь, в Вальденбурге.

Свен оттолкнул было его, но оба воина удержали его, подняли и бережно, но твердо, как ребенка, повели к лестнице, бдительно следя за тем, чтобы герцог не запутался в собственных ногах и длинном плаще. Паж плелся за ними, держа в руках серебряный кубок. Полупустой кувшин остался на каменном сиденье.

Торнхельм долго смотрел вслед кузену, а потом, по-прежнему не произнося ни слова, взглянул на менестреля, и Лео стало не по себе.

– Если тебе угодно меня наказать за то, что я вел себя недостаточно почтительно, о великий король, я со смирением и покорностью…

– Нет, наказывать тебя – за это – я не буду, хоть, быть может, и следовало бы, – Торнхельм слегка пожал плечами, и тут же поднес руку к груди. Удо обеспокоенно дернулся к нему, желая помочь, но король остановил его. – Так объясни мне, менестрель, что же мой брат все-таки плел тут?

Лео помедлил мгновение, чтобы не вызвать новых подозрений излишней суетливостью, а потом заговорил, стараясь выглядеть уверенным и спокойным.

– Позволю себе заметить, что речь шла о другом, о великий король. Должно быть, она произвела на вас превратное впечатление потому, что вы не слышали разговор с самого начала. Его высочество изволил пошутить, я в ответ рассказал ему давнюю историю о некоей прекрасной и знатной даме из далеких земель… Признаю, я выбрал не слишком удачную тему для шуток, и от этого начался наш спор. Боюсь, он имел в виду, как тот поэт, что и самым достойным женщинам не следует верить. О, прискорбное заблуждение!..

– Однако мой кузен никогда не был сплетником и пустозвоном.

– Потому ему и не могла понравиться та скабрезная история, о великий король.

– Что же там?

Торнхельм резко отвернулся, направился к лестнице. Лео поспешил за королем, рассказывая на ходу:

– Один молодой рыцарь, сын благородного отца, воспылал страстью к некой даме, которую увидел направляющейся на городскую площадь, чтобы смотреть представление. Поначалу судьба благоволила влюбленному. Госпожа была опытна в любовных делах, и оценила смелость юноши, а пуще того – его красоту…

Менестрель умолк, глядя в широкую спину Торнхельма; приходилось повышать голос, чтобы быть уверенным, что король слышит его.

– Продолжай.

– В пылу любовного чувства юноша осмелился даже преследовать ее, но эта тактика не возымела успеха. Более того, причиняла хлопоты, ибо у дамы был супруг, довольно ревнивый, а у него – слуги, весьма проворные и рьяные.

Король Торнхельм кивнул, будто соглашаясь. Удо шел рядом с менестрелем, молчаливый и сосредоточенный.

– Юноша томился и чах, и красота его начала блекнуть... Властительница же была вовсе не против вознаградить храбреца и одарить его не только сокровищами, однако сделать это представлялось затруднительным, – продолжал Лео, ободренный тем, что король внимательно слушает. – И тогда один человек, видя скорби влюбленного, дал ему совет…

– Пристойный?

– Скорее мудрый, мой король, – Лео замедлил шаг, стараясь держаться чуть позади, как это предписывалось правилами. – Этот человек был меняла, и давал советы, сообразные его ремеслу… Итак, юноша узнает, что его возлюбленная нынче одна в своем дворце, является в покои, где все дышит сладострастием и варварской роскошью, и на коленях просит прощения за то, что длительное время не давал ей покоя. Смиренно молит лишь о том, чтобы в знак прощения и расположения госпожа подарила ему пояс и рубашку – ту, что она носит под платьем, чтобы в часы одиночества предаваться мечтаниям, воображая, будто его возлюбленная теперь рядом с ним…

Торнхельм с усмешкой покачал головой, кашлянул в кулак.

– Говори же скорее, Лео, в чем там соль. Ибо порой и созерцать наготу, и даже мечтать о ней значит предаваться греху сладострастия…

– История близка к завершению, о великий король. Поначалу дама была оскорблена – просьба оказалась весьма нескромной, да и беспорядок в одежде непременно заметил бы супруг. Как согласиться на этакий позор?.. И, помыслив, решила дать юнцу то, чего он так страстно жаждет…