Цветы для наглых

– Воистину, наивным следует называть мужчину, опрометчиво считающего, будто можно что-то скрыть от женщин! – воскликнул Лео. – Разумеется, это – основная цель моего посольства, прекрасная королева. И разве не будет лучше, если наконец канет в прошлое наша старая предубежденность друг против друга? Если дозволишь сказать…

– Я слушаю тебя.

– Положа руку на сердце, моя королева – я не верю в то, что великая мгла была порождена колдовством. Виновны в том углежоги или крестьяне барона Индлау, слишком рьяно готовившие новые земли под пахоту. До той поры нашим королевствам не о чем было спорить. Так не пора ли забыть старое?.. Зима сменилась летом уже столько раз, народились новые люди, и дети этих людей, и дети детей их…

– Некоторые здесь, в Вальденбурге, могут счесть твои рассуждения довольно мягкосердечными, – подумав, молвила Анастази. – Но я не могу не признать, что они разумны.

– Потому я и счел возможным обратиться к тебе, моя королева. Женщины тоньше мужчин чувствуют подобные вещи.

Лесть его была довольно груба, и он понимал, что Анастази прекрасно это знает. Но то ли он был убедителен в своих доводах, то ли высказал то, что у нее самой было на сердце, то ли еще по каким-то причинам – Анастази благосклонно отнеслась к его просьбе.

– Я отнюдь не заверяю тебя в успехе, но попробую помочь. Однако слово супруга для меня непререкаемый закон, и, если он своей волей откажет, то не стоит более и заговаривать об этом.

Лео приник губами к ее руке в порыве искренней благодарности.

– Но взамен я потребую от тебя услуги, – добавила она. – За возможность читать наши книги и манускрипты тебе придется по вечерам развлекать нас с герцогиней и наших фрейлин, когда мы отдыхаем от дневной суеты. Иногда к нам присоединяются старшие дети, и я хотела бы, чтобы ты выбирал те предания, которые всем нам будет полезно услышать. Михаэль, песни которого так любит король, знает лишь страшные истории, но не лучше ли, чтобы мы получали уроки мудрости и истинной красоты?..

Лео поклонился, ибо желание королевы было справедливо и исполнять его стало бы для него самого немалым удовольствием.

Что сказала Анастази своему мужу, осталось неизвестным, но двери королевского книгохранилища отворились для менестреля, и он мог теперь проводить там столько времени, сколько оставляли ему другие обязанности.

…Анастази сидела у камина за вышиванием и улыбалась, слушая, как Лео рассказывает об очередном бесценном фолианте, найденном в королевской библиотеке. Перед ее мысленным взором мелькали вереницы рыцарей, бредущих по пустыне, гибкие силуэты хищных зверей, прячущихся в зарослях, чтобы подкараулить неосмотрительного путника. О, сколько опасностей таят далекие, неведомые земли, населенные странными народами и удивительными существами, сколько чародейства творится в них!

Вот амфисбена, к которой невозможно подкрасться незаметно, ибо если даже одна голова змеи спит, другая бодрствует и внимательно следит за окрестностями. А вот чудовищный василиск, убивающий одним лишь взглядом всякого, кто дерзнет посмотреть ему в глаза. Берегись, странник, и молись усерднее; не выпускай из рук свое оружие, если хочешь вернуться домой.

Торнхельм всегда говорил ей одно и то же – за время странствий по неизведанным, опасным землям юга, севера и даже Востока, о котором плетут особенно много небылиц, он не встречал ни одноногих людей со ступней столь большой, что они могли, улегшись на землю, заслониться ею от палящих солнечных лучей, ни женщин с рыбьими хвостами, ни псоглавцев. По его словам выходило, что если чего-то не видел сам, то подобного и не существует. Но ведь не могут лгать мудрые и много познавшие люди; тот же досточтимый Виллиганд из Айля, в своем прославленном труде с великим убеждением повествует о таких диковинах.

Иногда Анастази думала, что супруг просто не хочет рассказать ей о чудесах, которые видел в далеких землях. Так что присутствие менестреля становилось весьма уместным и даже желанным, когда королева собирала вокруг себя дам, чтобы скоротать длинный вечер за рукоделием и учтивой беседой.

Близилась ночь, и тьма уже прилипла к стеклам. Окажись Анастази здесь одна в столь поздний час, ей стало бы неуютно, ибо, несмотря на обилие свечей в кованых напольных подсвечниках и ярко пылающий в камине огонь, в углах длинного зала таились тени, неприятно подвижные всякий раз, когда пламя колебалось, потревоженное дуновением воздуха. Но герцогиня Евгения Рюттель, фрейлины – госпожа Фем и госпожа Экеспарре, а также несколько служанок находились при ней. Герцогиня вышивала шелком по вороту светлой камизы, по-видимому, принадлежащей герцогу Лините, служанки чинили детские вещи, а фрейлины время от времени тихо переговаривались между собой.

– Я не наскучил тебе, моя королева? Может, поведать еще что-нибудь? У меня припасено множество занятных историй…

– Ты увлекательно рассказываешь, – сказала Анастази. – Я рада, что наши книги приносят столько пользы. И было бы неплохо, если бы ты сумел растолковать Эриху Кленце, что чтение – занятие, вполне достойное рыцаря.

– У юного барона характер его отца, – заметил Лео. – Сложно что-либо растолковать, если он не пожелает внять. Ему пока недостает тонкости и ума, которыми столь щедро наделена его мать… Но я приложу все усилия.