Страница 15 из 30
«Ты скажешь мне, чтобы я не ждал. Чтобы жил сегодняшним днем.
Оставь надежды и все, о чем мечтал.
И прошлое оставь в прошлом». Abbysphere – Исповедь.
Они вернулись домой ночью, на такси. Андрей скинул с себя по очереди одежду и напялил домашнюю, пока Алаэль, нырнув в ванну, смывал с себя косметику. Андрей решил не смывать подведенные глаза. Это казалось ему какой-то особенностью, меткой. Он прижался спиной к дверному косяку и сполз на пол. Несмотря на физическую усталость, несмотря на то, что его сердце колотилось быстро и четко, а ноги гудели от слишком долгой прогулки, он чувствовал себя счастливым. Странно это общество – общество изгоев, как он их назвал по своему, показалось ему своим. Показалось ему родным.
Как будто очень давно его оторвали от всего, что наполняло, и теперь он окунулся в этот омут снова.
- Кушать будешь? – крикнул Алаэль, шагая на кухню и копаясь в телефоне, чтобы поставить музыку. Он не мог без нее жить.
- Да, давай! – крикнул Андрей ему в ответ, затягивая длинные волосы резинкой.
Алаэль часто готовил сам, но у него всегда в закромах про запас была заварная лапша. Иногда тоже хотелось побаловать себя не едой, а каким-то ее подобием. Андрей сел за стол и сложил руки, ожидая, когда она запарится. Его задумчивый и сосредоточенный взгляд привлек внимание скучающего и такого же усталого Алаэля, и тот хитро улыбнулся.
- Ну, и как тебе такие люди? Психи, - уточнил он с усмешкой. Он довольно поспешно убрал горячую влажную верхнюю тарелку, и перемешал варево ложкой. Андрей все еще ждал. Он помедлил с ответом, и заговорил лишь тогда, когда сам взялся за еду.
- Нет, они не психи, - проговорил парень медленно, хлебая бульон. – Они просто другие. А Мор хороший. Во всяком случае, там. На первый взгляд.
- Да. И на второй, и на третий, и на десятый, - хмыкнул Алаэль. – И вообще он хороший. Да и все.
- А почему тебя зовут Алаэль? – спросил Андрей, невольно из любопытства подаваясь вперед.
- Просто я выбрал себе такой псевдоним. - Он пожал плечами. – Да любой может. Любой неформал. Такой, какой ему нравится. А может и не выбирать. Все так просто, знаешь. Без границ, без рамок. Была у меня подруга, из семьи такой… А ее воспитали с узким кругозором. Убедили ее, что есть только черное и только белое. Политика – хорошо. Анархия – плохо. Семья, дети, муж – хорошо. Одиночество – плохо. Геи, лесбиянки – плохо. Простые люди, без интересов – хорошо. Неформалы – ох, как плохо. В итоге мы просто перестали общаться, потому что я пытался расширить горизонты ее восприятия, показать ей, как можно расширить собственные границы, ведь сам я, по сравнению с ней, живу без них. А она упорно желала остаться в своем четко установленном маня-мирке. Но я-то знал, что в глубине души она пыталась выйти из него.
- И как же она теперь живет?
- Так, как ей говорят, - Алаэль невольно скривил губы. – Вот, что я ненавидел в обществе больше всего. Они диктуют. Утверждают то, чего нельзя утверждать. Нельзя утверждать, что ты женишься. Или я женюсь. Нельзя, - он снова скривил рот, - это не то, что нуждается в чьем-либо одобрении, интересе и, уж тем более утверждении. То же и детей касается и учебы и работы и всего такого прочего.
Андрей повел бровями, замолчал, а после кивком согласился с ним. Он и сам не хотел бы, чтобы ему диктовали, что ему следует, а что не следует делать. Эти указы-приказы хороши именно что для детей, когда из них делают личностей, воспитывают, мнут и устанавливают им стержень. А он что? Он не ребенок уже. НО и не взрослый. Так, остановился где-то на перепутье дорог, и их совсем не четыре, и даже не семь. Их тысячи. И на какую ступить, ответ медленно и верно приходил с каждым задаваемым вопросом.
- А что значит твой псевдоним?
- Не помню. Это имя какого-то духа из одной моей книги по оккультизму. – Он растрепал свои русые волосы.
Андрей молча ел и так же после молча мыл посуду. Это общество ему понравилось. Они прячут лезвия под курткой и пачки сигарет в руках. В этом отвратительно городе, они могут выживать. В своих семьях, которые на них наплевали, они могут жить. Каждый был личностью, был кем-то. Отдельной личностью, а не стадом. Не таким, как остальные, отличался, со своими правилами, со своими эмоциями, мыслями. И каждый из них умел уважать и понимать другого. Это было лишь поверхностное утверждение. Когда-то говорили: сколько людей – столько и мнений. Андрей вспомнил своих одноклассников, от первого до шестого класса. Все они кучковались, все они шли за тем, кто сильный, модный, богатый. Они смеялись, когда им говорили смеяться. Они шли, когда им говорили и стояли, когда им было приказано стоять. Они повторяли то, что им был велено повторить. И все они мыслили одинаково. Никто не отличался друг от друга. Тех, кто небогат, отталкивали, смотрели на одежду, на вкусы в музыке. Необходимо подстраиваться под других, улыбаться, смеяться, когда они шутили.
Там потерялась эта фраза – Сколько людей, столько и мнений.
Не в нашем мире. Не в этом веке. Ни в одном из веков.
И в эту же минуту Андрей почувствовал к этим людям из прошлой жизни такое острое лютое отвращение, неприятное и ржавое на вкус. Возненавидел с утроенной силой людей на вокзале, в школе, где его гнобили. И бомжей, которые сломали ему половину жизни. Если бы он встретил их сейчас, его тонкие губы изогнулись бы в презрительной жалящей желчной усмешке.
Андрею снова не спалось. Он лежал, тихо слушая музыку, которая играла на ноутбуке, горящем в темноте, и смотрел в серо-голубой потолок, на который изредка падал свет от проезжавших машин на улице. Думал о том, что не хочет больше быть таким, как остальные, что он хочет отличаться. По-настоящему, и это была не дань моде. Он будет таким, не потому, что это круто, а потому, что его там приняли. В этом не наигранном обществе он был своим, со своими проблемами. И его руки не раз почувствует холодную полоску на белой коже. Хотя бы потому, что так было проще в каком-то смысле. А кто не без этого? А кто не пробовал? А кто не совершал ошибок, и после за них расплачивался? И он совершит, и он заплатит, но так, как сам захочет. Он сам воспылает, сам сгорит, сам потухнет.
Он сам изменит свою жизнь, кардинально перевернув ее. И от прошлого ему ничего не будет нужно. В том числе и имя. Это проклятое, ненавистное ему всю жизнь имя.