Страница 18 из 48
Есть люди, которые умеют говорить,
но не умеют ничего сказать.
Это ветряные мельницы, которые вечно машут крыльями,
но никогда не летают.
Василий Осипович Ключевский
– Надеюсь, когда-нибудь я пойму, что не зря подписался на это, – молодой человек шмыгнул носом, прячась за воротом пальто от морозного ветра.
– Пятнадцать минут ходу, дружище, – скривился Митч, передразнивая Джорджа.
Дорога оказалась длиннее, чем говорил писатель. Митч вышел из кафе около часа назад, но обещанного поворота так и не увидел. Дорога упрямо вела вперед.
Утомленный желанием спать, юноша отчаянно продолжал идти. Пробираясь напролом, через пористые сугробы снега, он чувствовал легкое покалывание в красных от холода пальцах. Попеременно пряча то одну, то другую руку в широкий нагрудный карман, он с трудом сдерживал шляпу на голове от холодных порывов ветра.
– Леший за ухо! – споткнувшись о выступающий из снега валун, Митч с трудом удержался на ватных ногах. – Спокойно… спокойно, парень. Не кипятись. Всё хорошо.
Чтобы хоть как-то отвлечься, Митч начал прокручивать в голове картины прошлого. Он подумал о магазинчике, в котором два года назад купил шляпу.
– Эле… эликсир… элемент… – бубнил себе под нос юноша. – Нет, что-то другое… А! Элегантность! Вроде так. Да.
Как сейчас Митч помнил: магазин «Элегантность» держал пожилой шляпник. Он носил костюм-тройку стального оттенка, несколько залоснившийся от частой утюжки. В его жилетном кармане ярко поблескивали часы с золотой цепочкой.
Сила старого умельца заключалась в его толстых, как сосиски, шершавых пальцах, которые с легкостью вдевали мягкую шелковистую нить в узкое ушко заострённой иглы. Шляпник словно рисовал кистью по холсту: так виртуозно он прошивал строчку за строчкой.
Не знай Митч, что эти творения – дело рук мужчины, наверняка решил бы, что эти элегантные шляпки создаёт худенькая узкоплечая девушка небольшого роста с пышными ресницами и белокурыми летящими локонами.
Однако не прошло и года, как шляпник с его чудесными творениями покинул город. И исчез. Не оставив после себя и весточки. Будто его никогда и не было.
А ведь хороший был магазин. Уютный. Митч задумчиво пнул одинокий пенёк около дороги. И чувство вкуса у хозяина было отменное. Да, мне определенно нравились его шляпы. Даже женские. Удивительное обстоятельство: насколько тонкие и аккуратные работы могут быть у человека, который внешне едва отличим от гориллы.
От приятных воспоминаний Митч расплылся в улыбке и схватился рукой за широкое поле шляпы, прячась от крупных хлопьев снега (метель не на шутку разыгралась). Наконец, впереди показались первые огни.
– Итак, – Митч достал из кармана скомканный, испачканный в жире бекона листок, и быстро пробежал по нему глазами. На бумаге от руки была нарисована небольшая карта. В центре, обведенный в круг черной гелиевой ручкой, был нарисован квадратный дом с буквой «С» внутри.
– Когда ты дойдешь до поворота между второй и третьей улицей, малый, – сказал Джордж и нарисовал кривую линию через жирную кляксу, – тебе нужно будет найти старый дом. Ориентируйся на флюгер в виде буйвола. Дом небольшой, одноэтажный. Окна забиты деревянными досками. Чтобы войти внутрь, постучи в дверь три раза быстро и два медленно, с промежутком. А потом ещё четыре раза быстро. Понял?
– Угу, – промычал Митч, натягивая на ноги унты. – Чего уж тут непонятного. Три быстро, два медленно, четыре быстро. Запомнил.
– Тебе нужно найти старуху, – в центре нарисованного квадрата Джордж вывел жирную букву «С», проведя ручкой вверх-вниз несколько раз подряд. – Зови её просто – старуха. У неё нет имени. По крайне мере, никому оно не известно. Дамочка, скажу я тебе, не из робкого десятка. У неё стальные… не иначе. Поэтому засунь своё вежливое обращение куда подальше. И даже не пытайся быть с ней учтивым. Иначе она почувствует неладное.
– Иначе она почувствует неладное, – повторил Митч слова писателя, перескочив через снежный сугроб посередине тропы. – Что может быть опасного в обычной старухе? Что она меня, костылем своим деревянным покалечит, что ли? Смешно, да и только.
Повернув после низкорослой пышной ели направо, он остановился и задумчиво почесал затылок. По левую руку начиналась соседняя деревня. По правую – река. Впереди виднелся рынок. Сейчас он был закрыт. В городе магазины и торговые лавки закрывались в пять часов вечера. Без исключений. В выходные – на час позже. Когда он уходил из кафе, на часах было ровно семь тридцать. Значит сейчас время близилось к девяти, если ему не изменяло внутреннее чутьё.
В этом году зимние вечера наступали раньше обычного, и уже в четыре часа дня создавалось ощущение, будто пришла непроглядная ночь.
Юноша задумался. Хоть писатель и сказал ему, что старуха начинает свой день лишь после восьми часов вечера, однако некультурно это – ломиться в чужой дом в столь позднее время. Что сказала бы ему покойная матушка, узнай она об этом?
Митч переступил с ноги на ногу, и в его промокших ботинках противно захлюпало. Он опустил взгляд, осознавая, как сильно замёрз: окоченевшие пальцы на ногах юноши почти не двигались, а руки – красные, как сосиски – давно потеряли чувствительность.