Страница 2 из 20
Касмий, на вид добродетельный старикашка, отец многоуважаемой Семильной династии, любил побаловаться малолеточками. Супруга давно в склепе, уже взрослые наследники переняли обязанности старца... Вот и развлекался. Не совсем сам, правда, ему помогали и прислужники, и дворовые приблудные собаки, даже говорили о каких-то растениях, весьма изощренных в увеселительных делах. Потом детские косточки разбрасывались по всей округе.
Конечно же архангел такого не простит.
– А ещё ведь что-то про нас говорят, Белочка, а мы что? Так, может, пощипаем кого, бывает. Но разве ж нет у нас своей чести, принципов? Надо думать что-то, Бельчонок. Как выкручиваться будем.
– Местные знают кто мы. Молчали до сих пор, а будут молчать при ангелах?
– Будут. У самих грехов полны сердца. А ещё мы их оберегаем. Староста их уж нашим другом заделался, помогать изволил. Нет, привыкли они к нам, уж как родные мы им. Как подняли городишко! Они ж и благодаря нам стали сытнее наедаться, спать крепче. Ты не о них беспокойся, пушистый хвостик.
Кривой замолчал, постукивая пальцам по подлокотнику кресла, помычал что-то про себя, глянул на неё правым, почти здоровым, глазом.
– А ты, Белочка, встреть-ка ангелочков, когда они сюда нагрянут, а? Может, с друзьями какими, что посвятее будут. Дружелюбие бы проявить, приветливость...
– Дядь, ты что же хочешь, за их крыльями шуршать? А как прознают?
– А как прознают? Мы тихонько. Попрошу наших русалок пыл касательно человечинки попридержать... А так, ножичек-другой, там сабелька... Как-нибудь. Может, пока в дар им поработаем. Чтоб жемчуженками не сверкать.
– Хмм... – Белка чешет зудящую шею, кривится. – Другой тропинки всё одно нет. Сколько у меня времени?
Кривой, заприметив жест, добро усмехается – на шейке Беличьей укусик, второй, третий... Следы зубов, но без отметины левого клычка. Выбили давно Огоньку этот клычок.
– Бельчонок, ты смотри, не взнеси пока в пузе-то ничего, не время сейчас.
– Я травки пью, не бойся, – говорит Белка, ничуть не смутившись. Как-то само собой с Огоньком вышло. Как по рассказику складному. Вроде и друзья были, ничем друг от друга не отлепишь, и на девок других не смотрит голубоглазый Огонёк, да всё к ней ближе. И вроде не просто похоть это. Когда думает парень, что спит Белочка крепко, так рукой грубой, шершавой, легонько гладит её лицо, осторожно так, чтоб не разбудить. Долго может так пролежать возле неё, она уж и вправду засыпает, пока он глядит на неё да щёк и лба нежно касается.
– Хорошо, – говорит Кривой. – Это хорошо, ребятки. Ты его попридержи, если заносить его будет. Он у нас только тебя слушает. Да и перетерпите пока без тряпья вашего, оденьтеся проще.
– Недобро это, дядюшка, талисманы с себя снимать.
– А вы на время. Пока промышлять не будете...
И заглядывает к ним Фаечка, местная красотка-пышечка, довольно дешёвая деточка. За висюльку блестящую с охотой юбку поднимает и задницей крутит. Полюбилась она Кривому, в последнее время только он её и мнёт.
– Я пойду, – говорит Белка, вскакивает со стола, не дожидаясь намёков. – Сразу за работу возьмусь.
– Рассчитываю на твоё Беличье обаяние.
У Белки до сих пор руки маленькие, ладони тонкие, пальцы гибкие. Чудесные ручки. Против таких ни замки, ни мешки, туго связанные, ни застежки не выстоят. Только ловчее сделались, опытнее.
– Тёть, а, тёть, а покажи фокус! Фокус хотим, – ловят её детки, возившиеся в переулочке. Просят, канючат, ладошки складывают умоляюще. Белка видит заколочку, что волосики веснушчатой девочки держит. Подманивает её к себе, поднимает ладони вверх, чтоб их всем видно было.
– А вот что это у тебя, Веснушка? Веснушечка, что за красотулька?
Девочка улыбается, говорит, мама ей так каждое утро волосы поправляет, касается пальчиками заколки. Лишь на мгновение Белка опускает... как бы опускает руки, а рыжие волосы уже прикрывают конопатую щёчку. Девочка разевает рот, оглядывает под ногами землю, ищет свою заколочку. Дети пищат, ахают, начинают искать вместе.
– А это чего, а, у тебя, Щербатенький? – Белка касается плеча маленького мальчика, потом показывает пальцем в его чёлочку.
– Вот фокус!
– Это она! Моя, моя заколочка!
– Заколка! Она!
– Ну, рот-то захлопни. Отдай-ка красотульку Веснушке. Всё, малышня, расступись.
Заколочка снова в ручках Веснушки, Белка уходит под заливистый смех. Ей надо крепко подумать.
У покосившегося домика, где она уютно обустроила себе гнёздышко, стоит Огонёк. Смотрит вдаль.
– Что с Кривым?
– Хочет смешать нас со здешним колоритом. Придётся тебе носить одежду как все. Не надо корчиться. Ангелы летят.
– А чего не корчиться... Ангелы. Кривой как услышал, даже хавать реже стал. А чего, собственно, переживать? Не сейчас достанут, так на том свете.
– Значит, тебе сейчас сдохнуть охота?
– Нет. Я не к тому. Что будет, то и так будет. Как ты не вертись.
– Я не стану его подставлять. Ты и сам знаешь.
– Знаю.
Они сели на подгнившие ступени крыльца, помолчали.
– А ты что проснулся? Обычно до полудня спишь.
– Не слышала, как девка Рябого кричит? Сейчас уж разродилась, наверное.
Белкино сердечко взволнованно подскакивает.
– Как хорошо.
– А что хорошего? На Рябого как ни глянь, блевать охота. Он скоро от своей вдовушки отойти не сможет, – Огонёк сплевывает.
– Не понял ты. Детей же крестят, бывает.
– Ну да. Случается. Хотя что им их в воду макать... А, понял: ты об Ангелах. Устроим крестильню, как налетят. Ну хорошо, сниму талисманы. Не будем понятное делать яснее, не сделают ничего, если ворочаться не будем. А детей они любят, да. Говорили вот раньше, как глянет крылатый на младенца – с лица поменяется. Ты права, это добрый знак.