Страница 90 из 95
- Хреновая идея. Я считаю: не хочешь зверя заводить – и не надо.
- Ну, дело твое. Я бы на твоем месте завел какое-нибудь зверье. Хотя бы кота еще одного или собаку. Все не так уныло будет.
- Я вам не мешаю? – спросила проскользнувшая в кухню Дана.
Оба покачали головами.
- Ну так, как? – спросила она, глядя на Макса.
- Не знаю.
- Ты к нам заходи периодически, - предложила Дана, - только предупреди хотя бы часа за два, что придешь, вдруг нас дома не будет или еще что.
- Думаешь, стоит?
- Думаю, что стоит. – Она вынула из ящика стола пачку яблочных «зубочисток», закурила и продолжила. – Тебе сейчас нужны какие-то новые впечатления, которые тебя от всего этого отвлекут. А там уже и время залечит. Либо найдется кто-то, кто залечит.
- Не надо мне никого, - проворчал Макс, наливая себе еще водки. – Всех, кого надо, я уже от себя отпугнул или потерял. А больше ни к чему. Все равно ничего дельного из этого всего не получится.
- Почему? Ты что, хуже всех? Ты не похож на того, кто будет трепать нервы, а это уже дорого стоит, - сказала Дана, затягиваясь. – Ой, блин…
- Что?
- Да ничего, пепел на платье попал.
- Тебе зеленое к лицу. И к цвету волос, - заметил Ахмелюк, разглядывая ее. На ней было простое, без дурацких блестяшек и нелепых рисунков, однотонное ярко-зеленое платье с широкой юбкой до колен и весьма соблазнительным вырезом.
- Сыч бы меня прибил за такое платье, - усмехнулась Дана, закручивая банку с окурками.
- Даже не нас с Кисой, а тебя?
- Даже не вас, а меня. Хотя нет, сначала вас, а потом меня. Так что если ты не ведешь себя как Сыч – можешь рассчитывать на успех, - она повернулась к Максу.
- Если что-то такое произойдет – у меня нет причин считать это успехом. Это скорее еще одна досадная помеха.
- Ладно, оставь его с этим. Он тяжело с людьми сходится, - пояснил Ахмелюк. – Мы, наверное, ко всем пойдем: ты с нами?
- Не, я домой. Таблетка не помогает. Надо спать ложиться.
- Жалко, - протянула Дана.
- Ну, так получается. Может, в следующий раз помех не будет. Спасибо тебе, все было вкусно.
- Рада стараться. Приходи как-нибудь еще, - она расплылась в теплой улыбке. – С тобой интересно.
- С тобой тоже. Ладно, я пойду. К остальным не буду заходить, чтобы лишних вопросов не вызывать, - сказал Макс. – До встречи.
Уходя, он мимолетом заглянул в комнату. Ахмелюк сменил место дислокации за столом – теперь он сидел рядом с пышнотелой девушкой, которую Макс видел в магазине, и о чем-то увлеченно с ней беседовал. Более того, его речь сопровождалась жестикуляцией. Сколько Макс себя помнил, он ни разу не видел, чтобы Ахмелюк в разговоре начал махать руками – видимо, пышечка его разговорила на какую-то совсем уж горячую тему, если он начал делать это инстинктивно.
- Ну и пусть, - буркнул он под нос самому себе, завязывая шнурки, - лишь бы не Воронецкая эта.
Небо заволокло полностью, но дождь все никак не мог собраться. «Найди себе женщину, отвлекись. Что за бред. Неужели не видно, что мне уже нет никакого резона кого-то искать?» - думал Макс, понуро бредя по Рыбацкой.
В середине улицы, немного не доходя до своего поворота, он почувствовал на своей спине чей-то пристальный взгляд. Бегло обернувшись по привычке – Кумашин вроде как пришел в себя, но мало ли, вдруг он напился и ловит чертей, или на него опять что-то накатило, - он заметил стоящую возле калитки одного из домов женскую фигуру.
Юлька Камелина.
Она внимательно смотрела на него с каким-то немым вопросом, но что это был за вопрос – Макс не мог понять, да и не собирался. Он ускорил шаг, и вскоре фигура Камелиной, молча смотревшей на него, пропала из виду, но ощущение ее взгляда на спине осталось, и во взгляде этом было что-то странное, неожиданное. Но это определенно было не мстительное злорадство и даже не чувство удовлетворенности.
«Отвлечься я, конечно, отвлекусь. Вот только у меня даже на похороны ни копейки не отложено» - думал Сотовкин, глядя на отсветы молний на темном потолке – на улице началась сухая «воробьиная» гроза, без дождя и грома, с одними лишь молниями. «Надо идти на пилораму» - подумал он. Решив завтра прозвонить телефоны из объявлений в пятничной газете, он повернулся на другой бок и забылся поверхностным, нервным, тяжелым сном.