Страница 1 из 95
Где-то недалеко, за оградой, шумел большой – по Максовым меркам, а по меркам жителя какого-нибудь миллионника – заурядный «задрипанск» населением в жалкие четыреста пятнадцать тысяч голов – город, отмечал наступивший этой ночью Новый год. Здесь было тихо и серо, и только выпавший вчера наконец-то снег иногда бесшумно падал с веток да каркали рассевшиеся по кронам деревьев вороны.
Старый серый прямоугольный камень без опозновательных знаков какой-либо конфессии не содержал ни фотографии, ни посмертных эпитафий. Грубо выбитая, подкрашенная черной краской надпись «СОТОВКИН Кирилл Валентинович» и даты рождения и смерти: 1 января 1968 года – 25 мая 1988 года.
Рядом стояли еще три скромные, выкрашенные синей краской жестяные пирамидки. Таблички на них гласили:
«Сотовкин Валентин Федорович. 24.VIII.1947 – 4.VI.1975»;
«Сотовкина Вера Григорьевна. 17.III.1947 – 5.IX.1982»;
«Сотовкин Федор Герасимович. 31.X.1925 – 11.VI.1954».
Из этого выходило, что его прадед и дед прожили по двадцать восемь лет, а отец – всего двадцать. И все они умерли на стыке весны и лета: отец в конце мая, дед и прадед – в начале июня.
Самому Максу Сотовкину в октябре исполнилось двадцать семь.
Ноги, затем маршрутка, а затем сверкающий под выглянувшим перед закатом солнцем красно-серый вагон электрички унесли его с далекого городского кладбища домой, в Серые Воды, где ждал тоскливый зимний вечер, в который надлежало лечь пораньше: завтра хотя и второе января, но день рабочий, что логично, если учесть, что почта больше не была местом работы Сотовкина. В связи с кризисом вообще и пресловутым «пакетом Яровой» в частности, который еще неизвестно, заставят выполнять или нет, почтовое начальство Керыльской области устроило грандиозное сокращение сортировщиков и почтальонов, устроив первым график 6/1 и при необходимости 7/0, а вторым – соединив по два-три доставочных участка в один. Почты, дескать, сейчас ходит мало, журналов и газет люди не выписывают, общаются через Интернет – бумажные письма разве что заключенные да солдаты пишут. Все Кувецкое поле теперь представляло из себя один доставочный участок, а не два, как раньше. Поэтому с начала нового, 2016 года, почтовым работником Сотовкин более не являлся. А являлся… суровым человеком в черной форме и с нелегально выданной резиновой дубиной, стоящим в ювелирном магазине возле входа и присматривающим за поведением посетителей, особенно мужского пола, если вдруг случалось такое чудо и они там появлялись. По служебной инструкции Сотовкину также предписывалось вообще не пускать в лавку слишком бедно одетых или слишком подозрительно выглядевших мужчин, которые пришли (тех, кто пришел пешком, предписывалось не пускать вообще), по-видимому, вовсе не спустить зарплату на побрякушку для супруги, любовницы или капризной дочки. А если и пускать, всегда быть готовым долбануть кулаком по тревожной кнопке и резиновой дубиной по почкам нарушителя. Также ему предписывалось сбривать свою традиционную щетину, чистить берцы (ну, как в армии) и не вздумать приставать к продавщицам модельной внешности, да что там приставать, даже заглядываться. Потому что с его зарплатой в шесть тысяч сто рублей продавщицы все равно на Сотовкина и смотреть не станут. Возвращаясь с собеседования, он нервно посмеивался: неужели у охранников, получающих в полтора раза меньше тетки-почтальонки, не возникает соблазна самим ограбить ювелирку? У Сотовкина, впрочем, не было.
Однако же была в бочке дегтя и ложка меда: услышав, что Сотовкин работал почтальоном на Кувецком поле, начальство не стало даже заикаться с вопросами про профпригодность, вероятно, думая, что в районе с такой дурной славой почтальоном может быть только мастер спорта по самбо или там каратэ какому-нибудь.
В общем, теперь Сотовкину предлагалось лично прикоснуться к миру, в который мужчины допускались только на джипе и в дорогом костюме. Ни дорогого костюма, ни джипа у Сотовкина не было, носки и те дырявые. Нельзя сказать, что он был рад к этому миру прикоснуться и что этот мир его вообще мало-мальски интересовал, но вакансия охранника в «Сорока сокровищах» попалась на глаза первой и он не встретил отказа, а значит, и нечего было скакать. Хотя, наверное, лучше было бы пойти учеником шиномонтажника: и денег больше, и компания не в пример приятнее. Или вообще на пилораму – рамщик будет сыт даже в самый адский кризис, потому что лес кормил всю Керыльскую область испокон веков как дарами, так и бревнами, точнее, выручкой с них, а сидящих за компами фрилансеров в области с каждым годом было все больше и население это было производственно неактивным: зачем, собственно, по восемь-десять часов шесть дней в неделю таскаться по неотапливаемому цеху в злой керыльский тридцатипятиградусный мороз, ворочая вековые сосны, выкидывая из-за шиворота опилки, когда можно в тепле стучать по клавишам?...
Недостаток наглости теперь заставлял Сотовкина превратиться чуть ли не в лакея. По крайней мере, посмотрели на него на собеседовании как на мальчика на побегушках, которого за недостаточное благоговение пред их светлостью – владелицей ювелирки – можно просто взять за шкирку и выставить вон, через полчаса новые прибегут и в очередь выстроятся. Дама, видимо, из другого века прилетела, но Максу было пофигу: пересекаться с ней все равно предполагалось нечасто. Зато добираться удобно: на сорок пятой маршрутке до Деловой площади, а там пешком минут пять.