Страница 2 из 95
Сотовкин брел по заснеженной Рыбацкой – похоже, в Серых Водах снег шел не только вчера, но и сегодня, - когда его кто-то окликнул из-за калитки.
- Я не работаю больше на почте, - машинально ответил он, решив, что с него спрашивают пятничный выпуск «Луча». – Сократили меня.
- Да я не по этому вопросу, - хрипло сказал тощий седой мужик с неприятно заостренным носом и бегающими в разные стороны запавшими темными глазами. – Поговорить надо, Макс. Если имя не перепутал.
Ему показалось что-то знакомое в этом заостренном лице. Сотовкина знали многие, он знал многих – в этой части Серых Вод почтальон был социально значимой фигурой, - но лично этого человека по имени он вспомнить не мог. Он был немного похож на местного психопата Олега Кумашина, когда-то давно поймавшего в драке черепом тяжелую доску и с тех пор заметно повредившегося в уме, но резко отличался сложением – Кумашин был невысок, коренаст, страшно силен, а вышедший к нему из-за калитки человек напоминал вылезшие из раки мощи какого-нибудь святого старца, кроме того, на вид ему было лет шестьдесят, а Кумашину еше тридцати нет.
- А что вам? – спросил Сотовкин, чувствуя, как в памяти шевелятся крайне неприятные воспоминания об истории, имевшей место быть в середине марта[1]. Ну точно же. Одно лицо. Юлька, однако, дочь своего отца, и не поспоришь, те же заостренные черты и мерзкая привычка приставать к прохожим с каким-нибудь несомненно идиотским разговором.
Одни проблемы от этих Камелиных!
- Заходи в дом, - показал рукой Камелин на калитку.
Жилище его не сильно отличалось от жилища дочери. Такой же старый, горько пахнущий древним деревом приземистый неухоженный дом, но если изба, в которую Камелин-старший поселил младшую дочь, хотя бы внешне была красива, утопала в белых резных карнизах и наличниках, то дом 60 по улице Рыбацкой полностью соответствовал своему номеру, каким это число представлялось Максу – темный, невзрачный, обшитый почерневшей вагонкой, с немытыми, вечно занавешенными окнами. Внутри же дом был и вовсе похож на смесь казармы с квартирой начала девяностых: кипы старых газет и полуоблезшие фотообои – от квартиры, голый крашеный в поносный цвет пол, спартанская солдатская кровать, идеально ровно заправленная, и пустая прикроватная тумбочка – от казармы. Этот дом был неприятен Максу, внутри горький запах старости чувствовался еще сильнее – не душный сладковатый запах, что бывает в домах у старух, а горький, как от мореного дуба, запах старости не человеческой, а домовой.
Зачем он понадобился тогда самой Юлии, было понятно, но зачем нужен ее отцу – неясно. Похоже, она решила снова его пристегнуть к себе и своей благовонной «философии» с помощью батьки, который сейчас пропишет Сотовкину внезапный хук правой, а потом заявит «женишься или заявление об изнасиловании?»…
- Садись, - он показал гостю на стул, стоявший у покрытого закопченой клеенкой стола, на которой громоздились какие-то тетради.
- Что за дело? – нетерпеливо спросил Макс.
- Ты ездил в город сегодня? – все так же туманно, намеками, продолжал Камелин. Ну конечно, а мы еще удивляемся, что у такого отца такая дочь выросла.
- Ну, предположим, ездил.
- На кладбище был?
Кто его, интересно знать, запалил на кладбище? Юлька тоже там околачивалась по неизвестному поводу? Или сам Камелин?
- Был, - буркнул Макс, чувствуя себя как на допросе. – Какое это имеет отношение к вам?
- Прямое, - гаркнул Камелин. – Не хами! Спросил бы хоть сначала, зачем я тебя позвал.
- Думаю, мне это понятно, - сказал Макс. – Слушайте, что это за допрос вообще и зачем вы пытаетесь что-то с этим сделать?
- С этим – с чем? – покосился на него Камелин.
Похоже, он не в теме. Это хорошо, сейчас по старой памяти сыграем в амнезию, включим режим «сибирский валенок» и будем художественно трясти ушами.
- Меня со-кра-ти-ли! – произнес по слогам Макс. – То, что я уволен – не моя воля. Можно подумать, в веселый год, когда в городе безработных тридцать процентов, я сам возьму и брошу работу?
- Да я не о работе, - уже более спокойно сказал Камелин. – Я в курсе, что там сокращения. Речь идет о твоем отце.
- О моем отце? А мой отец здесь с какого боку?
- Мы дружили, - коротко объяснил Камелин. – Когда он уехал сюда, в Серые Воды, снимал угол у меня и моих родителей. Я его старше на восемь лет и уже был тогда женат, у меня уже старшая дочь родилась, но, в общем, была причина. И я думаю, что тебе настало время узнать больше. Твоя мать рассказывала тебе о нем? Если да, то что?
- Ну, что мои дед с бабкой рано умерли и его какое-то время воспитывал отчим-совок, - сказал Макс, - и что он писал сценарии к фильмам, и то, что рано умер от какой-то наследственной болезни, тоже сказала.
- Ты, стало быть, вообще очень мало знаешь о своем отце. Незадолго до своей смерти он оставил это мне. Настало время передать это тебе. – Камелин встал из-за стола, сгреб лежащие на нем тетради в стопку и передал Максу. Стопка была большая – тетрадей восемь или девять.