Страница 13 из 29
Сон не шёл от слова совсем, поэтому я решила не томиться, а пойти и подышать свежим воздухом. Правда, всё закончилось намного раньше, чем предполагала, начиная с прикосновения к не той свече. Я чётко помню, как мне рассказывали о переходе между комнатами, но, судя по всему, представления об этом самом «переходе» у нас в корне разнятся.
Когда вылетела с потолка, мой нос легко проехался по гладкой поверхности холодного мрамора. Чуть передохнув лёжа на полу, встала и, пошатываясь, покрутилась вокруг собственной оси. Когда зрение настроило резкость, передо мной открылись широкие просторы кухни, покрытой толщей кружевной паутины. Столы, шкафы, витрины, плиты и умывальники, что стояли вдоль стен, — всё сливалось в одно сплошное покрывало, поверх которого опасно плясали тени пламени свечей. Где-то на полу давно поросли грибком остатки брошенной пищи. В углу, рядом с треснутым стеклом витрины, одиноко лежал осколок глиняного ковша… Отчего-то не покидало ощущение, что мужчина питался святым духом либо предпочитал дорогие рестораны, удачно запуская место приготовления трапезы в кладбище непроходимой свалки.
— Фр, при таком доме мог бы и раскошелиться. Ну, точно жмот зажравшийся!
Видимо, у стен были уши, потому что в следующее мгновение зашевелилась паутина, а после и вовсе взмыла вверх на манер призрака в простыне. Я сначала взирала на нового сожителя ошалелым взглядом, решительно не понимая, чего от меня хотят. А когда паутинистое облако медленно поплыло ко мне навстречу, тут же бросилась искать выход. Как назло, на кухне оказались бракованные свечи: сколько не дёргала за фитиль, засовывала руки в огонь, дула на него — интерьер оставался прежним. Мать его! Чёртов ищейка! Он что, отбирает души некоторых для коллекции?
Обернулась, чтобы оценить расстояние между нами, и…
— Бу, — древняя паутина флегматично выдохнула пыль мне в лицо.
Кажется, я на мгновение выпала из реальности, потеряв последнюю нить понимания мироздания, что так неожиданно открылось. Призрак! Ещё один! Какое счастье — быть второй! Или…
Чуть отодвинула пыльное создание и аккуратно выглянула из-за него, осматриваясь на предмет перспективы в новых знакомствах. Фух! Значит, я-таки вторая!
— И что нам с этим делать? — обратилась к призрачному другу, так и продолжая смотреть тому за спину.
Однако в ответ мне многообещающе дыхнули в лицо. От чужого воздуха фибры трусливо зашлись дрожью, а глаза, казалось, так и норовили выкатиться наружу. От накатившего страха душу знатно встряхнуло, после чего я застыла посмертным памятником, боясь лишний раз шелохнуться. Кто знает, с кем мне посчастливилось встретиться? А вдруг я его не устраиваю или оно вовсе не любит вторых? Но одно я знала наверняка: если тронут меня, то после ответно тронет Кристиан. К этой нерушимой вере натолкнули слова о «двух жизнях», которые теперь полностью зависят от меня. Вернее — от кольца на моём пальце, с великой ценностью которого я так и не успела разобраться. Что ж, настало время проверить!
Несмело перевела взгляд на горящую красно-зелёным пару бусинок сквозь толщу хмурой паутины. Тяжело сглотнула по привычке и выдала слегка осипшим, но вполне одухотворённым тоном:
— Вы, должно быть, прокляты и заблудились! Но не переживайте — вы пришли прямо по адресу! Не подумайте плохо, я такая же как вы и временно зависаю духом, но я готова вам помочь! Искренне! От всей… души! Как вам такое предложение?
Могу признать, что я с успехом достучалась до разума парящего передо мной облака. Моим словам вняли со всей серьёзностью, что поспешили воплотить один из упомянутых пунктов… На шее вмиг сомкнулись явно разъярённые водяные щупальца, в прозрачной плоти которых бушевала сама стихия. Меня легко подняли и прижали к потолку. Поздравляю… себя, теперь я в буквальном смысле «зависаю» духом!
— Кхе-кхе… — зашлась в удушающем приступе кашля, трясущейся рукой хватаясь за кольцо. — С.сейчас! Мин-нутку! — тихо просипела, вертя спасительным пером во все стороны.
И то ли у меня руки из неисправимого места, то ли сегодня день клинического брака и полной отключки, но оно не работало! Чёртово кольцо… Ну же! Дава-ай… И что только Кристиан ему шептал тогда? Чтоб его за…
Второе щупальце скользко кралось по оголённым ногам, верно подбираясь к талии. Какое-то время я трепыхалась, намереваясь отбиться хоть от одного «шланга» с липкими присосками, однако, когда в ход пошли ещё три, я безвольно повисла. Живот сдавили, точно опустевший тюбик с пастой. Непроизвольно вырвался скрежет стиснутых зубов. Перед глазами сгущался непроглядный туман. Казалось, голова сейчас взлетит, как пробка от шампанского, но вдруг шею отпускают, а меня переворачивают вверх тормашками. Подол рубашки неприлично задрался, а меня теперь воротило пуще прежнего. Разум окончательно отключился, пока интуиция усиленно дула в рог о неправильности происходящего. Однако я была уже далеко от них обоих…
— Нар. Немедленно отпусти Проклятую. Это приказ.
И меня отпустили. В прямом смысле. Скрюченное тело гулко шмякнулось на пол. Ко мне подошёл Кристиан, придерживающий себя за голову, в районе висков.
— Накрой стол, по обычаю. Ничего лишнего, — коротко бросил мужчина в сторону водянистых щупалец. — Если память мне не изменяет, кое-кому было велено убираться в свою комнату. Даже тёмной ночи пожелал. И какую картину я теперь наблюдаю?
Я оторвала от созерцания пола изнеможённый взгляд и перевела его на мужчину. Перед глазами множилось бледное пятно знакомого лица. Я не сомневалась, что оно имело холодное и отстранённое выражение, но что-то внутри меня робко скребло и раскаивалось за произошедшее. Что-то извинялось за причинённую боль, гамму которой перенесла не только я…
Тем не менее, слов прощения я так и не произнесла. Вернувшимся умом я не видела в них смысла, ведь «неприятности» были причинены непосредственно мне и без какой-либо на то причины. Хотя… Пожалуй, зря я решилась тогда высказаться. Это не моя обыденная жизнь, где рискуешь по мелочам, не подумав, выворачиваешься на все лады и выходишь потом частично сухим из воды. Здесь всё разнится в корне: один неверный шаг или оброненное слово — пощады не жди. В новом мироздании нет места простым людям. А если и попадались таковые, то те были давно нежильцами.
Кристиан уже скрылся за аркой, что украшала чёрная лепнина в виде четвёрки диких демонов. Справа изображён проигрыш в карты, где один тёмный гордо возвышается над другим с его же оторванными рогами. Слева — продолжение, где безрогий варит в котле своего товарища, с обезумевшим взглядом заправляя свой обед чужими крыльями. И всё это было обрамлено ажурными узорами. Не успела оправиться от одного происшествия, как открывшаяся глазам картина добавила сомнений на счёт нового «дома». Всей душой не хотела идти вслед за мужчиной, но оставаться лежащей кучкой на полу ещё больше угнетало. Я никому не нужна, а если и понадоблюсь, то лишь как предмет осуществления своих целей. Просто инструмент и ничего более.
В груди горько щипало, но на сей раз без натисков плети. Я медленно поднялась и устало побрела в сторону пугающей арки. Воздух бережно принимал мои шаги, создавая незримую дорожку. И хоть он не делал это безвозмездно, я была ему искренне благодарна. Воздух был единственной поддержкой среди взвалившегося на меня груза, и это понимание таило малейшую надежду на снятие оков бремени.
Я вышла в тусклый обеденный зал, в центре которого сиротливо прибился вытянутый стол с белоснежной скатертью не его размеров. Белая ткань еле прикрывала середину лакированного массива, где холодно горели свечи, но зато она была аккуратно заставлена разнообразием непривычных блюд и четырьмя бокалами, градирующими в алом оттенке. Однако меня смущало лишь накрытое на одну персону место, которое уже было занято: мужчина скучно облокотился на край стола, подперев подбородок кулаком, и отрешённо смотрел в голубой фитиль с пляшущим огоньком.
— Кхм, — я попыталась обратить на себя внимание.
Кристиан ещё некоторое время просидел в застывшем положении, после чего схватился за тонкую ножку хрустального бокала с самым густым оттенком. Осушил его и только потом обернулся ко мне, недовольно вскинув золотистую бровь.
— А проклятым не полагается подкрепление сил? — Мне отчаянно хотелось съездить кулаком по этому непроницаемому лицу, но, боюсь, не в моём положении «разукрашивать» холёное рыло собственного палача.
— Нет, — и только хотела облегчённо выдохнуть, как услышала лаконичное продолжение: — не полагается.
Я молча сжала руки и опрокинула голову назад, взглядом направляя накипевшую злобу в сводчатый потолок цвета ночи. Голос внутри орал благим матом, с остервенением раздирая бледную физиономию ищейки, пока фибры негодующе трепетали. Главное, не взорваться. Спокойно. Мне, скорее, послышалось.
— Нет, — прозвучал хлёсткий ответ.
Он что, мысли читает!
— Да.
Внутри оглушительно лопнула натянутая струна.
— Значит, транслирую прямой эфир вслух! Спешиал фор ю! Я не предмет мебели, и не стоит ко мне так пренебрежительно относиться! Почему какой-то осьминог достоин более учтивого внимания? Я что, прокажённая?! Да, проклятая! Да, без понятия, за что! Но то было в прошлой жизни! Почему мне продолжают всыпать и в этой? И раз ты — хозяин, будь так добр, пригласи меня за стол! Я не прошу натянутой улыбки мнимой вежливости или накрытую для себя посуду! Просто. Прояви. Хотя бы. Толику. Внимания. Своему. Гостю!
Моя грудь тяжело вздымалась после произнесённой тирады, а взгляд разъярённо вперился в подозрительный прищур бездонных глаз. Кристиан, наконец, проявил учтивость и дал мне немного остыть. А когда увидел мою поникшую осанку, подал пониженный до мягкого баса голос:
— А теперь вещаю я. Хочешь подобного обращения, как у «осьминога» — устрою! Только тогда на твоей душе будет лежать уборка территории всей крепости, включая скалистую гору, размер которой ты ранее имела шанс оценить. Раз. Я не имею вредной привычки обзаводиться лишними предметами мебели, но, смею напомнить, что именно по твоей дури мы оба оказались в одном положении. Два. Ни прошлая, ни позапрошлая жизни не меняют нутра души. Ты — Проклятая и должна была понести своё наказание, однако, тебе временно отсрочили казнь по личной просьбе одной милой дамы. Надеюсь, имя сама вспомнишь. Три. Духам не положена живая пища: всё, чем ты можешь подкрепляться, — энергия. Чистая, что вне доступа проклятым. Четыре. Ещё вопросы? Нет? Тогда, — он щёлкнул пальцами и рядом выросла водяная фигура. — Нар, принеси платье.
Паутинистое облако отдало поклон и тотчас растворилось в воздухе. Кристиан поднялся с места и вытянул руку в сторону, на которую плавно опустилась бестелесная ткань со множеством чёрных лент на кроваво-вишнёвом фоне. Пышные в пол юбки из тонкого кроя шёлка невольно напомнили о Молли.
— Думаю, оно будет смотреться пристойней твоего гардероба, — мужчина лукаво улыбнулся, после чего ловко обогнул меня, становясь позади. — Оно заговоренное, потому можешь не терзаться насчёт его неуместности.
Раздался очередной щелчок — талию стиснул жёсткий, кожаный корсет. Очень надеюсь, что это не кожа того мальчишки, которого он зверски убил на моих глазах…
— Я — не убийца. — Меня грубо развернули к себе лицом. — И не зверь, — а у самого в глазах угрожающе заискрились языки сапфирового пламени. — Никого из проклятых не касался мой клинок. Они сами обнажали мне свои души… сокровенные желания… душевные метания…
В голове зашуршали забытые шестерёнки. Я ещё не вполне осознала пришедшую догадку о необычном подходе мужчины к работе, но…
— Ты втираешься в доверие и внушаешь проклятым, кто они на самом деле, — вслух размышления казались ещё более устрашающими. Ведь нет ничего глупее смерти от собственных домыслов и постоянного угрызения совести при непрерывном самовнушении.
— Почти, но ты недалека от истины, — взгляд чуть смягчился, обретая холодный блеск.
Кристиан отдал снятую рубашку слуге и вновь вернулся к столу. Он так и не прикоснулся к накрытым блюдам — лишь задумчиво наблюдал за раскачиваемым вином в бокале, а после нехотя отпивал глоток за глотком.
Я так и не сдвинулась с места, непривычно имитируя глубокие вдохи в тесном корсете и не сводя взгляда с бесстрастного лица мужчины: в нём было что-то до боли знакомое, что приковывало к себе внимание и тихо нашёптывало неразборчивые слова. Они вертелись на самом кончике языка, но ему то ли не хватало смелости их озвучить, то ли он так и не разобрал до конца их искажённой речи. Я хотела покинуть обеденный зал. Хотела почувствовать свежий воздух, прикрыть глаза от тепло светящего солнышка, ступить на чуть влажную, щекочущую ступни, траву. Хотела…
— Крайняя слева, — алый напиток плеснулся в тонкую стену хрусталя, указывая на старинный канделябр в центре стола.
Мысленно поблагодарив Кристиана, уже подошла и потянулась было к горящему фитилю, как в спину мне настоятельно долетело:
— Только без глупостей.
Теперь меня выплюнуло из пола прямиком в тусклый коридор. Встала и расправила юбки от складок, после чего осмотрелась. На голубых, кирпичных стенах тоскливо горели свечи. Их отброшенные тени почти не дрожали на гладком мраморе под ногами. Мне было холодно, но не телом, а в глубине души. Ещё раз бросила взгляд на место, где недавно растворилась воронка перехода, и неуверенно посмотрела в уходящую даль узкого прохода. В конце было темно и, кажется, не горели свечи. Возможно, именно там выход к парадному холлу? Мне так хотелось оказаться сейчас в том месте, присев на выступ одного из понравившихся окон…
Встрепенувшиеся чувства не давали покоя. Они тяжёлым грузом давили на плечи, замедляя ход. С каждым шагом мысли сгущались в стаи мрачных ворон, а где-то внутри глухо постанывало призрачное сердце… Я вспомнила о доме. О своём настоящем, родном и любимом доме… О жизни, что оказалась прожита понапрасну…
Я не сразу заметила, как перед лицом выросла облупившаяся стена. Осмотрелась на предмет пламени, но взгляд наткнулся лишь на тихо прикованные к стене пустые канделябры. Что-то внутри подсказывало, что это верное направление, тогда почему здесь нет «рычагов» перехода? Расшатанные нервы решительно готовились удариться в необъяснимую истерику, пока я с каждой мыслью нагнетала саму себя. Позабыв о лишнем, со злостью ударила кулаком по кирпичу. Рука не прошла насквозь, а наоборот — от соприкосновения стена пошла рябью. Я шагнула во внутрь, не допуская и мысли, как вернусь обратно.
Просторный холл встретил непривычной яркостью — под потолком яростно искрились факела синего пламени. Ступив на живой мрамор под ногами, я вышла к лестничному пролёту, где огонь находился в опасной близости. Стоило взглянуть на пролетевшую искру перед самым носом, как внутри что-то ухнуло от страха, а я молниеносно полетела вниз. Остановившись в центре, недалеко от уходящих в потолок колонн, подняла голову и посмотрела на теперь уже относительно спокойное синее пламя. Видимо, не только хозяину претил факт моего нахождения здесь…
Для полноты уверенности в отсутствии поблизости каких-либо подозрительных «слуг» Кристиана, нерешительно начала озираться по сторонам.
— А-ау-у! — эхом разлетелся призрачный голосок. — Если есть желание познакомиться, давайте сразу договоримся — без пряток и внезапных «сюрпризов»! — продолжала обращаться к пустоте.
К счастью, никто так и не отозвался, зато, когда я обернулась к множеству разнохарактерных окон, одно из них осветилось резкой вспышкой. Оно будто откликнулось на мой голос и теперь заманчиво приглашало к себе. Я тут же подбежала к стене, и запрыгнула, прильнув к нему. Однако заиндевевшим стеклом было невозможно различить ни одного силуэта. Присела на острый выступ подоконника и приложила руку к ледяной поверхности. Внезапно раздался едва слышный треск, а от прижатой ладони потянулись тонкие ниточки кривых узоров. Отняла руку и бережно провела пальцем, еле касаясь трещин. Мысли охватила грусть и ностальгия, которые заставляли фибры биться мелкой дрожью.
— Подойди… — прошелестели у самого уха.
Я вздрогнула и оглянулась, но рядом никого. Я совсем одна в зале.
— Отвори… — и одна из створок со скрипом приоткрылась мне навстречу. — Позволь заглянуть в меня… — продолжало хрипло нашёптывать окно.
Я сидела и завороженно смотрела, как через щель проникает холодный ветер, а вслед за ним — хрупкие белые крошки. Я подставила им ладонь, куда они плавно опустились, проходя насквозь и улетая к самому низу.
— Выгляни, почувствуй! — продолжало склонять меня окно своим скрипучим шёпотом, подобно соблазнительным демоническим речам.
Головой я понимала, что любое нарушение запретов Кристиана влекло свои обжигающие последствия, но душу так и манило ненасытным любопытством. Некоторое время я так и сидела, не смея шелохнуться и взвешивая обе стороны своего выбора. Поддамся и переступлю границу дозволенного — буду сурово наказана одним лишь взглядом ищейки. С другой стороны, останусь, покорно вернувшись в свою комнату, — сгорю от неутолённого любопытства и угрызений совести об упущенном шансе. Как ни крути, а из двух зол перевешивают переживания, нанесённые собственными мыслями, чем чужими интересами.
— Вперёд, — подбодрила саму себя вслух и переступила через оконную раму, тотчас камнем падая вниз.
Не прошло и минуты, как тело ловко окунулось в гору пышного сугроба. Предприняла попытку подняться, но лишь ещё глубже зарылась в землю. Замахала руками, в надежде найти эфирную опору — должна же быть хоть одна зацепка! Однако бестелесные пальцы проходили уже сквозь почву, так и не добравшись к воздуху. Да что ж такое! Я начала усиленно поднимать ноги и спустя некоторое время таки выбралась наружу.
— Фу-ух! — облегчённо выдохнула, ощутив опору под ногами. — Чтоб я без тебя делала!
Перед глазами промелькнули знакомые стены, исписанные граффити глубокого содержания. Недалеко от них покосился уличный фонарь, свет которого неровно вздрагивал в подобии потустороннего приветствия прохожим. Пустой двор. Усыпанные песком ухабины разбитой дороги. С десяток частных домов по обе стороны улицы, в самом конце которой находился мой дом…
Мимо проходили недовольные лица, что, нахмурившись, усердно всматривались себе под ноги. Кто-то пару раз удачно проскользил на пятках, кому-то представилась возможность проехаться на попе, а некоторые и вовсе цокали каблуками, ловко перепрыгивая, стоило только опустить одну ногу. Вывалившаяся из ближайшего магазина детворачуть не с пеной у рта о чем-то спорила. А когда словесные аргументы потеряли всякий смысл, в ход пошло шуточное рукоприкладство: самый высокий потянул мелкого за воротник красной куртки, пока в это время третий хохоча всыпал за шиворот охапку мокрого снега. Я хотела уже было вмешаться и разнять их, но «красненький», стоило его отпустить, вдруг заверещал, наскоро соорудив пару белых шариков, и резво понёсся в сторону своих друзей, повалив обоих. Теперь перебранка продолжалась в помятых сугробах, откуда было мало что различить, кроме озорного, детского смеха.
В душе что-то ёкнуло и грудь привычно обожгло очередным хлёстким ударом, который был ничем иным, как напоминание об ушедшем навсегда прошлом. Но сколько бы не накопилось во мне грусти, больше всего я мечтала увидеть самых дорогих людей на свете. И только я развернулась в направлении «бывшего» дома, как застыла призрачным изваянием. Мне определённо не чудилось то, что увидели глаза.
— Папа, — еле выдохнула дрожащими губами.
Когда-то высокий и стройный мужчина шёл, ссутулившись, с тяжёлыми сумками. Его лицо сильно иссохло и покрылось дюжиной глубоких морщин, а карие глаза утратили живой блеск, что отражал интерес к жизни. Он шёл без шапки в длинном пальто. Каштановые волосы с металлической проседью трепал холодный ветер. Шаг его стал меньше и ещё более грузным, будто за спиной ему водрузили прицеп повозки с огромными камнями.
Не выдержав страданий со стороны, я кинулась родителю на помощь. Однако, стоило мне коснуться одной из сумок, как в руке осталась та же пустота. Мне хотелось выть от безысходности и собственного бессилия. Перед глазами уже клубился алый дым, но я не чувствовала боли в области груди, взглядом провожая спину дорогого мне человека.
Снег продолжал кружить вокруг. Люди проходили мимо и сквозь меня, пока я стояла на месте, не решаясь броситься вслед своему прошлому, которое обещала стереть и забыть навсегда. Но как возможно забыть тех, кто подарил тебе это самое прошлое и верно сопровождал на протяжении жизни вне зависимости, каким становился ты или окружающий мир с его устоями? Да, порой я вела себя агрессивно, дерзко и неблагодарно, однако, стоило остаться одной, как осознавала свои истинные чувства. У меня не было, нет и не будет никого ближе, кроме родителей! И с чем я оставила их теперь? Под каким углом без меня они смотрят на мир?
Не зная, как правильней стоило поступить, ноги сами сорвались на бег. Они летели, еле касаясь эфирной опоры, пока перед глазами ещё была видна удаляющаяся чёрная точка. Никто не замечал бегущего и разбитого всем сердцем ребёнка, которым я ощущала себя. Перед глазами начинала стелиться пелена, что стекала влажными дорожками. В тисках корсета призрачные рёбра крепко сжимали умершее сердце, пока грудную клетку разрывало ударами раскалённой плети. Но я не сбавляла темпа, продолжая нестись трусливой ланью за ускользающим шлейфом былой жизни.
Переступив порог детской площадки, дорожка от которой вела прямо к нужному подъезду, я осталась наблюдать издалека. Отец опустил сумки вниз, набрал пароль в домофоне, после чего вновь взялся за целлофановые ручки и скрылся за железной дверью. Взгляд провожал каждый ход из окон парадной, пока тёмная фигура совсем не исчезла из поля зрения. Тогда я подобралась ближе: отыскала ветхий клён, ветки которого доходили до окон квартиры, и взобралась на одну из них. Стоило увидеть родную мать, как нахлынувшие чувства перекрыли доступ к кислороду. Я слышала, как по груди захлестали с небывалым остервенением, и видела перед глазами знакомые клубы крови, но так и не смогла на них сосредоточить свои мысли, которые корнями тянулись к любимому человеку.
Мама стояла у плиты и, как обычно, готовила ужин. В большой кастрюле что-то нетерпеливо кипело, пока на сковороде лопатой переворачивали подгоревший бекон. Она всегда неважно готовила на вид, но любая её стряпня была вполне вкусна и съедобна. Когда один из кусочков зацепился за край, хрупкая рука потянулась помочь ему сняться, как вдруг из дна брызнуло горячим и женщина ненароком прикоснулась к раскалённому боку керамики. Кажется, она громко вскрикнула, отпрыгивая назад и роняя деревянную лопату на пол. На кухню влетел растрёпанный отец, выключил плиту, переставил плюющийся предмет на другую конфорку, а после заботливо взял за руку маму. Он усадил её за стол и, насупившись, что-то возмущенно проворчал. Спустя некоторое время они дружно сидели и беседовали об очередном минувшем дне, пока ужин остывал. Внезапно мужчина о чём-то вспомнил, похлопал по карманам и, наконец, выудил из одного конверт с письмом. На молочной бумаге, исписанной мелким аккуратным почерком, у самого края, в нижнем углу, притаились две переплетённые в сердце веточки лаванды. С минуту оба не были неподвижны, а стоило отложить письмо, как спина матери вздрогнула раз, два…
Глаза плотно застелило алой пеленой, я я больше не смогла ничего рассмотреть за ней. Пошатываясь, с трудом спустилась на землю. Если прежде я не осознавала потери и всё казалось временным явлением насмешки судьбы, то теперь… Я познала глубину своей дурной ошибки. Они любили меня больше всего на свете в то время, как я расплачивалась редкими «спасибо» на словах, хамила и мелко пакостила им в силу понимания исключительно своей детской обиды. Я не ценила их присутствия и заботы, которыми они бескорыстно делились со мной изо дня в день. Мои глаза были слепы, уши — глухи, а язык — острил, с каждым словом больно вонзаясь в родительские спины. Какой же я была дурой! Только сейчас, оказавшись так близко к ним и без возможности прикоснуться или сказать хоть слово, я испытала суть простой истины: надо быть чуточку добрее к своим старикам, житфь с ними здесь и сейчас, делиться пусть и небольшими радостями в жизни, присматриваться к каждой мелочи в их движении, мимике и словах; любить искренне, всей душой и поддерживать даже в самых незначительных вещах. Однако моё время истекло и теперь я пожинаю плоды своего опрометчивого юношеского максимализма. Как же холодно и до омерзения обидно. Меня коробило от самой себя…
Вернувшись к дому, из окна которого меня выбросило, я попыталась взобраться обратно. Сначала несколько раз прошла туда и обратно через стекло, потерпев провал в деле, после чего приступила перебирать оставшиеся в здании окна. Но сколько бы я не предпринимала попыток, а вернуться обратно так и не смогла.
— Да чтоб вам икалось! — радушно пожелала хозяевам и отправилась дальше бесцельно бродить по городу.
На улице было многолюдно и неуютно — я чувствовала себя чуждой среди живых. Мне было тошно видеть радостные улыбки, которые встречались на пути, и больно до дрожи, если чьё-то лицо искажалось печалью. Так и шныряла, не обходя никого, позволяя телу ритмично рассеиваться, а затем собирать вновь. Пока не вышла к старым застройкам, что тучно нависали надо мной.
Краем уха услышала пронзительный крик, но всё же завернула в злосчастный переулок в тени двух высоток. Шестое чувство внутри вопило во всю глотку, чтобы я немедленно покинула это место, пока остатки разума твердили обратное — кто-то просил о помощи, которую я могла бы попытаться дать. И стоило мне оказаться вблизи тупика, как я осознала свою ошибку, но уже не было пути назад.
— М-м, ещё одна душа, — протянул зычный бас, за которым последовал плотоядный оскал.
Передо мной стоял высокий мужчина средних лет, укутанный в длинный кожаный плащ, из-за спины которого вздымались клубы чёрного тумана. Длинные волосы, аккуратно зализанные на бок, были приколоты к груди сверкающей рдяным камнем брошью. Над его головой сгущалась мгла, а под ногами лежало в луже крови изрезанное в клочья тело, по которому уже было не понять, к какому полу оно принадлежало. В кожаной руке блеснуло вспышкой, после чего поверх перчаток змеёй замкнулся браслет. Незнакомец устремился в мою сторону, пока я с ужасом взирала на развернувшуюся картину. С каждым стуком каблуков лакированных туфель воздух вокруг сотрясался, от чего опора под ногами ненадолго пропадала, то проваливая меня в землю, то возвращая обратно. Призрачное тело изрядно встряхивало, а мысли о чудесном спасении планомерно разъедало надвигающейся на меня парой тигровых глаз.
— А-ах, какой изысканный вкус! — Хищный взгляд пронизывал и заставлял чувствовать себя всего лишь куском мяса за обеденным столом. — Давненько не встречал такого деликатеса…
От дикого ужаса я оступилась назад, что вызвало у мужчины лишь ещё большее ощущение собственного превосходства. Мне некуда было спрятаться: окно, которое служило порталом, исчезло, а стоит сбежать, как меня тут же поймают. Отчего-то во втором исходе я была уверена, как никогда прежде.
Ко мне протянули руку в кожаной перчатке и это дало спуск натянувшимся нервам — я сорвалась с места. Трясущиеся ноги неуклюже перебирали по шаткому воздуху, что теперь почти не держал для них опоры. я летела, моля бога о помощи. Однако был ли он для меня изначальной верой? Нет. Если бы я действительно была услышана, хоть кем-нибудь, оказалась бы в такой ситуации? Нет! Одна я во всём виновата… Кристиан предупреждал и, как оказалось на горьком опыте, не зря.
— Далеко спешим, сладенькая? — ухо обдало ледяным дыханием. Ищейка?
Меня даже не касались: лишь весело цокнули языком и тело против воли развернулось лицом к мужчине.
— К чему такая спешка, — наигранно удивлялся он. — Александра, — и довольная улыбка расползлась по его физиономии.
— От… откуда… — я не верила в услышанное. Кристиан говорил, что у меня больше нет имени! Ведь он отобрал его безвозвратно!
Незнакомец озадаченно хмыкнул, а после внимательно осмотрел повисшую в воздухе меня. Его взгляд хищно сощурился на серебряном кольце — он вмиг оказался передо мной, выхватывая мою руку. Минута изучения предмета и он залихватски присвистнул, за чем последовал злорадный смех. От его низкого баса фибры души пробирало нервной дрожью.
— Как занятно, однако! — В чёрных глазах заплясало янтарное пламя. — А он молодчина!
— Отпустите, — невнятно прошептала, ощущая себя самым худшим ничтожеством на свете. Я предала Кристиана. Подставила… Ведь передо мной другой ищейка, которому теперь известно обо всём.
— Несомненно, — отозвался мужчина будто на мои мысли. Неужели? — Хм, а тебе разве неизвестна эта истина? Прискорбно, но увы, сладенькая, — он развёл руками в стороны. — Ты сама выдала Имя того, кто решил рискнуть и сохранить тебе жизнь. Если бы не твоё положение… Тем не менее, теперь нас всех ждёт ещё то веселье! А также…
— Что? — сломленная вера поддалась чужим речам.
— Тсс, — он приложил палец к своей кривой улыбке, после чего незримые путы слетели с тела, а сам мужчина растворился, точно мороком.
Я резко упала в асфальт, всё глубже погружаясь в него. Хотела по привычке затрепыхаться и случайно зацепиться за эфирную опору, но со сломленным духом это оказалось выше собственных сил, потому я просто подчинилась, верно решив падать в самые недра земли. Однако знакомая рука неожиданно сомкнулась на призрачной лодыжке, ловко вытягивая наружу тело. Меня бесцеремонно швырнули в открытые створки окна, где я пролетела ещё пару добрых метров и знатно приложилась головой об основание колонны, увитой облезлым плющом.
— В какое место засунуты твои мозги? — ядовито процедил Кристиан, за спиной которого нешуточно расползались иссиня-чёрные клубы дыма. — Тебе что было сказано, а? Отвечай, когда тебе задают вопросы! Или я с колонной разговариваю? Проклятая!
В бездонных глазах неистово бились сапфировые языки пламени. Меня сильнее прижало к колонне и, крепко сдавив шею, грубо взметнули к потолку, где яростно пылали синие факела. Я молча наблюдала, как мимо, в опасной близости, проносится дождь искр. Мне не было прощения и в этом наши взгляды впервые совпадали. Однако почему-то в компании с ним я чувствовала себя в полной безопасности. И когда только успела?
— За каждый проступок следует своя степень наказания, — Кристиан перешёл к обыденному тону с хрипотцой, бесстрастно удерживая меня наверху одними глазами. — И твоя заждалась тебя, Проклятая.
Мужчина прервал зрительный контакт и я камнем рухнула на мрамор. Зашлась кашлем, хватаясь и потирая зудящую шею. И сколько бы не обещали наказаний, апатия давно накрыла меня с головой. Единственное лишь, что не никак не вязалось с ней, — умиротворение. Настолько оно было неуместным и теплым в данный момент, но уже прочно сплелось с пустотой внутри.