Страница 69 из 105
Или ей это только приснилось?
Встала, пошла на ощупь. Стена, дверь. Нащупала ручку. Щелчок. Открыла. Темный-претемный коридор. Комната прямо, продолжение коридора налево, слева по коридору – комната за стеклянными дверями, дальше – кухня… Там в окно просачивался свет луны, и Она поняла, что находится в квартире подруги-поэтессы, в соседнем подъезде от… Прижавшись спиной, тихо сползла по стене на пол, обхватила голову руками. Господи! Ну почему Она никак не проснется?! Почему никак не прекратится это кошмарное видение, в котором все-все-все повторяет ей день за днем, что его больше нет! И это как будто бы ей совсем не снится! А если снится, значит этому ужасу длиться и длиться до тех пор, пока и ее не станет на этом свете, в этом мире или в этом сне.
Послышался тихий скрип и легкие шаги. В кухню вошла подруга. Подняла ее с полу за плечи и отвела назад, в комнату. Уложила в постель и заботливо подоткнула одеяло. Сидела рядом, гладила по волосам.
Мрак забытья снова спас ее от необходимости думать, чувствовать, вспоминать. Серым утром Она молча встала. На вопросы отвечала односложно. Выпила с отзывчивыми хозяевами чаю, поблагодарила. Отпускать ее не хотели, но Она попрощалась и ушла. Ушла в соседний подъезд. Там родители собирались навестить, по обычаю, сына, накормить его дух земною, привычной пищей. Кроме Папы и Мамы была еще пара ближайших родственников, Криптик, Другая Девушка и Она.
Маленький холмик, укутанный цветами, плотно укрыт снегом. Лишь кое-где из-под белизны выглядывают потемневшие, заледеневшие лепестки. Вот, родимый, бутерброды, печенье, конфеты… Твои любимые, «Коровка». И снова – кусочек черного хлеба на стакан. И снова – желанье упасть, обнять, остаться здесь, остаться одной… Но нет, не сейчас. Сейчас не нужно. Потом. Она приедет сюда. Скоро. Завтра?
И были какие-то дни, похожие на ночи. И были ночи, похожие на смерть. Ее редко оставляли одну. Там, куда ее приводили, пили, пели и плакали. Иногда вспоминали, улыбаясь, порою даже смеясь. Но смеялись так, будто плакали.
Мама разрешила ей взять его часы и синюю концертную рубашку на память. Зря Она не попросила клетчатую, все еще хранившую его запах. Впрочем, эта хранила в себе не меньше. Она привезла ее домой и положила в свою постель. Так спала, обнимая. Долго, пока мать не заставила ее прекратить и убрать рубашку в шкаф.
А часы не желали тикать. Они останавливались постоянно в пять с минутами. Не потому, что Она забывала их заводить – Она не забывала. Не потому, что были сломаны – Она несколько раз сдавала их в мастерскую, но там не могли понять, что не так с упрямым механизмом. Просто они тоже не желали жить без него. И Она не стала их больше мучить, носила просто как браслет. Долго. Пока мать не запретила ей и не потребовала убрать в шкатулку.
Ездить к нему каждый день не получалось – работа. Но Она ездила каждый выходной. Бежала тропинкою через сосновый бор, летела, словно спешила на свидание. Привозила сигарет и шоколадку «Баунти», которую Он так любил. Опускалась на колени прямо в снег, сидела рядом, нежно гладила белоснежный покров, словно спящего, укутанного одеялом. Сидела, плакала, курила, пока не переставала чувствовать колени и пальцы. Долго. Пока мать не настояла на том, чтоб Она прекратила и это.
На работе ее не узнавали. Она ходила в черном бесформенном платье, спрятав волосы под черную повязку. Лицо ее было серым, в глазах не было жизни. Пока начальство не потребовало взять себя в руки: «Скорбь должна быть достойной, и может быть изящной». Ей позволили носить черное, но настояли на смене гардероба (и даже помогли подобрать одежду) и велели пользоваться косметикой, чтоб было хоть какое-нибудь лицо.
Она поняла, что ее не оставят в покое. Пришлось пересмотреть ассортимент старых масок, извлечь и стряхнуть пыль с улыбок, напялить их поверх зареванных щек. Наполнить взгляд подобием жизни, говорить бодрее, быстрее ходить, жестикулировать ярче. Она заново училась смеяться. Писала сценарии, репетировала с детьми, строила какие-то планы. Она придумала новый Праздник и ждала его. С нетерпением.
Или это ей тоже приснилось?
Какие странные, какие долгие сны! Какие яркие в них звуки, какие настоящие цвета! Все мысли, все чувства в них так похожи на жизнь! Порою кажется, что они более жизнь, чем жизнь. Мрак здесь плотен до непроглядности, дождь здесь хлещет до безысходности, пурга обволакивает до бесчувствия, а радость искрится тончайшим кружевом и рвется легко, как паутинка на жестком и безжалостном ветру. И так страшно, так больно от мысли, что это может быть навсегда! Но нет. Все сны рано или поздно кончаются. Она проснется. Непременно проснется! В апреле! В Праздник!
О да! Этот день не обманул ее ожиданий! Такой яркий и солнечный, каким и должен быть Праздник. На работе Она была необычайно весела. Много смеялась, часто шутила, ходила танцующей походкой. Сдала все отчеты, дописала сценарий, сложила бумаги аккуратной стопочкой. Нежно попрощавшись со всеми, отправилась домой. Улыбка не покидала ее лица. Дома сделала уборку, приготовила для мамы ужин. Мама приходит с работы после пяти. Надо успеть.
Переоделась в его рубашку. Приготовила все, сделав почти так же, как Он. Открыла блокнот, записала дату. «Праздник. Я просыпаюсь», - вспомнила об обещании, пожала плечами. Нет! Решено! Здравствуй, электрический бог! Любимый, иду к тебе! Вспышка. Дрожь.