Страница 45 из 105
Утром Мама аккуратно постучала в дверь его комнаты и тихонько вошла. Сев на краешек дивана, разбудила сына, сказала, что завтрак уже готов, и чайник – на плите. Он встал, надел джинсы и вместе с мамой вышел из комнаты. В ванной зашумела вода. Она, до сей поры притворявшаяся крепко спящей, немедленно вскочила и оделась. Вернувшись в комнату, Он застал ее сидящей на краю дивана: руки были сжаты в замок, голова низко опущена. Ей было ужасно стыдно за свое поведение накануне. Он сел рядом с ней и сказал:
- Доброе утро.
- Серьезно? – спросила Она и робко посмотрела ему в глаза. К ее удивлению, в его лице не было ни отвращения, ни раздражения, ни отчуждения, к которому Она привыкла за осенние месяцы. Он же спокойно положил руку поверх ее плотно сцепленных пальцев и едва заметно улыбнувшись, ответил:
- Идем завтракать…
… Когда они вышли из подъезда, ей показалось, что весна, робко постучавшаяся в ее душу этой ночью, быстро разрослась и выплеснулась наружу, в уставший от зимних холодов мир. Вроде, и невелики были изменения, но Она отчетливо чувствовала их. Небо чуть более ясное, солнце чуть более теплое, снег чуть темнее и талой воды чуть больше. Чуть-чуть. И все же…
В троллейбусе ехали молча. Смотрели в разные стороны, будто боясь встретиться взглядом. Она уговаривала себя не верить, не таять, не подходить ближе. Но, кажется, было уже поздно. А Он, прежде чем выйти на своей остановке, наклонился к ней и, посмотрев в ее глаза совершенно по-весеннему, тихо сказал:
- Не переживай. Все в порядке. – И исчез в толпе.
Дни становились светлее и ярче. Март крался на мягких теплых лапах, щурил желтые глаза и явно готовился в последнем прыжке сокрушить обессилевшую снежную птицу. Оттаяли взгляды. Оттаяли души. Чувства готовы были помчаться ручьями, сломав последние корки льда. Они встречались теперь часто, улыбались открыто, говорили свободно. Он все чаще пытался остаться с нею наедине, но Она все еще старалась избегать этого. Давалось это с трудом, потому что ужасно хотелось того, что Он, по сути, протягивал сам, подавал на блюдечке с голубой каемочкой. Например, отказаться от предложения играть вместе в группе было почти немыслимо. Ко встречам в поэтическом клубе и на концертах прибавились встречи на репетициях.
Когда Она закрывала глаза, ей казалось, что они танцуют на краю пропасти какой-то замысловатый танец. Танцуют так близко, что по щеке то и дело скользит теплое дыхание партнера. Танцуют так осторожно, словно если они прикоснутся друг к другу, будут обречены на гибель. Танцуют так точно, словно читают в глазах друг друга каждую, едва шевельнувшуюся мысль, каждое, едва зародившееся побуждение.
Странные видения.
Или ей это только приснилось?
В один из дней, когда репетиция уже плавно переросла в неформальное общение, обещавшее затянуться, Она вдруг почувствовала себя вырванной из этой идиллии. Словно перед нею с грохотом захлопнулись двери, отторгая ее от этой весны, от безумствующего солнца, от теплых дуновений ветра и птичьего пересвиста. Стало холодно и страшно. Душа сжалась в комок.
Проводив друзей, они остались вдвоем. Он заметил перемену ее настроения и насторожился. Она смотрела в сторону, отвечала невпопад. Несколько раз порывалась собраться и идти домой, но медлила с уходом. Он предложил проводить ее до остановки, Она согласилась и пошла одеваться. Когда вышли из подъезда, показалось, что силы оставили ее, в глазах потемнело. Она опустилась на лавочку и так сидела, опустив голову. Кажется, не плакала. Или плакала без слез. Он сел рядом, обнял ее за плечи. Холод отступил, и Она чуть-чуть успокоилась. Дыхание стало ровнее, но щеки горели, словно Она вошла в дом с мороза. Проглотив комок, застрявший в горле, решительно встала и, потупившись, сказала:
- Наверное, не стоит меня провожать.
- Почему?
- Я боюсь разреветься.
- А если я не пойду, ты не будешь плакать?
- Буду. Но ты этого не увидишь.
- Но я буду знать, что ты плачешь.
Подняла голову. Взгляд, полный отчаянья и боли, умолял избавить ее от принятия решения.
- Оставайся.
- Я не могу…
- Почему?
- Потому что… - горло перехватило, и закончить фразу Она не смогла. Слезы покатились по щекам. Повернулась и пошла на остановку. Так быстро, как только могла. Он догнал ее, схватил за руку и притянул к себе.
- Не уходи. Я не хочу, чтобы ты плакала, - и в глазах его тоже стояли слезы. Так они стояли, и ветер трепал их волосы, побуждая вернуться в дом. Немного успокоившись, Он сказал: - Только надо немного подождать, чтобы все легли спать. Чтобы не беспокоить никого. Потом тихонько вернемся.
Она молча кивнула. Они долго бродили дворами. Отчаянье в ее душе сменялось то страхом, то безразличием. Она не понимала своих желаний. Но от тоски, завывавшей, точно бездомная собака, было некуда деваться. Стемнело. Повернули к дому. Прошли, посмотрели, горит ли хоть где-нибудь свет. Окна были темны. Прежде, чем войти в подъезд, Он попросил:
- Проходи тихо, прямо в комнату. Обувь в прихожей не оставляй. Хорошо?
Она кивнула. Лифт доставил их на восьмой. Он тихо отпер дверь. Войдя в квартиру, Она разулась и босиком, на цыпочках, прошуршала в его комнату, прижимая ботинки к груди. Там Она аккуратно сложила свои вещи стопочкой, соскладировав их за колонкой, стоявшей позади дивна, и сама уселась рядышком на пол. Он вошел следом за ней, включил настольную лампу. Она сидела, обхватив руками колени. Он присел рядом и сказал, что сейчас принесет поесть.