Страница 46 из 105
Через некоторое время в свою комнату прошла Мама. Потом щелкнули один за другим выключатели, дверь открылась, и Он вошел, неся поднос с блюдцами, на которых возвышались горки аппетитных бутербродов, и чашками с кофе. Поставив поднос на пол, Он сел рядом и принялся за еду. Она сидела в углу за колонками и вяло жевала бутерброд, запивая его кофе. Глоталось с трудом из-за еле сдерживаемого плача. Она чувствовала себя запрещенным котенком, которого прячут под лестницей в коробке и кормят тайком. И горько было оттого, что Она не понимала, имеет ли право на что-то большее, или эти украдкой брошенные крошки заботы, эти тщательно скрываемые капли нежности – все, чем ей суждено довольствоваться?
Разложив диван и расправив постель, Он сказал, что Она может ложиться, собрал посуду на поднос и унес на кухню. Старательно скрыв все свидетельства тайного пира, вернулся в комнату. Она сидела на диване, завернувшись по шею в одеяло и прислонившись головой к ковру на стене:
- А куда я спрячусь утром, когда Мама войдет в комнату? Под стол?
- Не знаю. В принципе, на стуле висит одежда, так что под столом, действительно, будет не заметно.
Она горько усмехнулась и легла. Он погасил свет и лег рядом, повернувшись спиной. В наступившей тишине нет-нет, да и слышался тяжелый, отчаянно сдерживаемый вздох. Сон никак не хотел избавить их от мучений. В конце концов, не выдержав, Он повернулся к ней и, приподнявшись на локте, спросил:
- Ты плачешь?
- Нет.
- Повернись, пожалуйста.
Она повернулась. Два взгляда, пронзая темноту, погрузились друг в друга.
- Что с тобой?
- Мне страшно… Я – запрещенный котенок… Сегодня меня ласкают и гладят, и поят молоком, а завтра? Выставят вон? Зачем тогда?
Слезы снова собрались потечь по ее щекам. Она закрыла глаза. И вдруг почувствовала легкое прикосновение пальцев к ее лицу. Он рисовал. Как раньше. Рисовал причудливые узоры на ее щеках и веках, выводил завитки на лбу, легко скользил по губам. В этих прикосновениях было столько нежности, что не поддаться ей, не открыться было невозможно. Счастье в ее груди отчаянно забило крыльями, рассыпая искры. Слезы отступили, стало легче дышать. Решившись, наконец, разомкнуть ресницы, Она увидела его лицо. Так близко! Он глядел на нее так, словно хотел сохранить в памяти даже тени ее мыслей, ее страха, сомнений, слабой надежды. Словно хотел согреться этим вспыхнувшим счастьем.
Утром Она бы не удивилась, если бы поняла, что все, что было дальше, ей только приснилось. Объятья. Поцелуи. Скользящие по лицу волосы. Сияющий вихрь нежности. Колокольный звон безумного счастья. Снова, как когда-то давно, почти год назад, полуночное солнце кружило их, качало, пеленало, все плотнее прижимая друг к другу. И, утонув в этом свете, они уснули, кажется, даже не заметив этого.
Проснулись от тихого стука и звука открывающейся двери. Что-либо предпринимать было уже поздно. Он резким движением откинул одеяло, накрыв им ее целиком, и Она замерла, боясь дышать. Мама вошла, увидела его сидящим на диване. Он заверил ее, что совсем уже проснулся. Мама спросила, собирается ли Он в университет, и Он ответил, что сегодня ему ко второй паре. Мама сказала, что завтрак на столе, что ей пора уже на работу, и что она надеется, что уж ко второй-то паре Он не проспит, и вышла из комнаты. Он поднялся с дивана и вышел за ней. После того, как хлопнула входная дверь, вернулся в комнату и заглянул к ней под одеяло:
- Отбой воздушной тревоги.
Она повернулась к нему. Глаза ее смеялись.
- Пожалуй, прикинуться одеялом было куда надежней, чем прятаться под столом. – Сказал Он.
- Как думаешь, она заметила?
- Нет. Ты же знаешь мою Маму: она бы не стала молчать. Живо бы оба схлопотали.
Он нырнул к ней под одеяло и заключил в объятия. Она смотрела на него снизу вверх. Он был ее светлым Ангелом, и от его лучистого взгляда захватывало дух.
- Знаешь, - сказал Он, - я так счастлив, что мы, наконец, снова вместе. Я мечтал об этом с того самого дня, как ты осталась у меня ночевать после дня рождения.
- Мне тогда было так стыдно…
- А я, наоборот, был бессовестно счастлив. Ты так смешно стеснялась и отодвигалась от меня к стене, а мне хотелось обнять твои ноги, прижаться к ним и целовать… поэтому я придвигался все ближе и ближе. И мне было чертовски хорошо.
- А мне казалось, что тебе должно быть неприятно… мне было так неловко… я тогда не смогла уснуть…
- Я тоже.
Она положила голову ему на плечо и зажмурилась, ослепленная сиянием нахлынувшей искренности и безграничного счастья. Весна бросала в синее небо зеленые флаги юной листвы. Солнце поднималось все выше и согревало их расцветающие души. Было светло и безоблачно.