Страница 33 из 105
- А пойдемте к Войне. Она обещала вписать.
Война была славной, хрупкой светловолосой девочкой. Это прозвище прилипло к ней потому, что некоторое время назад она без конца повторяла строчку из известной песни «Между землей и небом – война». Ее родители почему-то с радостью принимали такие разношерстные компании, позволяли им ночевать и даже готовили на всех, словно странные друзья ее дочери были их родственниками. Зависли у Войны, естественно, иногородние. В том числе и Она. Устроив друзей на новом месте, костромичи разошлись по своим домам и по своим делам.
Некоторое время спустя Она снова поехала в Москву. Там должен был состояться квартирник. Ее и Музыканта. Пара дней пения в переходе стабилизировали ее финансовое положение. На третий день в квартире на Ордынке собралось множество народу. Большинство из них Она знала, на некоторых, совершенно необыкновенных – не столько внешностью, сколько каким-то внутренним сиянием, уверенностью и силой натуры – смотрела почему-то с восхищением и некоторой опаской. С некоторыми познакомилась, общалась легко и непринужденно, явно ощущая родство душ.
Она любила квартирники на Ордынке. Была здесь какая-то особая аура, превращавшая все происходившее в таинство. Здесь как-то иначе звучала музыка, иначе воспринимались слова, иначе свет скользил по дрожащим струнам… И выбираться в реальность из этого волшебства совершенно не хотелось. Но приходилось.
Время пролетело незаметно. Примчавшись на вокзал, Она обнаружила, что на костромской поезд опоздала. Но в скором времени должен был отправляться другой, шедший через ее родной город. Оттуда потом можно было на электричке добраться до Костромы. Да вот ведь незадача: билетов на него уже не было, а торчать несколько часов на вокзале в ожидании следующего совершенно не хотелось. И тут Она сотворила такое, чего ни до, ни после никогда больше предпринять не пыталась, и не верила даже, что в принципе возможна подобная авантюра. Итак: смешная кучерявая девочка в одежде хиппи подбежала к машинисту и умоляющим голосом стала упрашивать его помочь ей уехать именно этим поездом. Мол, у нее экзамен в институте, пересдача. Мол, обязательно надо успеть, чтоб съездить домой, переодеться и привести себя в порядок. Мол, если ее отчислят, мама не переживет… Такого вдохновенного гона Она от себя не ожидала, и больше ей подобное никогда не удавалось. В общем, машинисты взяли ее с собой. Прямо в локомотив.
Ночь неслась ей навстречу, разбиваясь о лобовое стекло. Или как оно называется? Перед нею мелькали разноцветными огоньками приборные панели управления. Или как они называются? Серебряные рельсы отважно бросались под колеса поезда, давая ему возможность мчаться и мчаться вперед. Добрые дяденьки-машинисты ласково подшучивали над ней. Когда они задавали вопросы, Она отвечала спокойно, развернуто и вежливо. Когда не спрашивали – молчала, боясь отвлечь, помешать. Когда добрались до ее города, сияя улыбкой, горячо поблагодарила своих спасителей и скрылась в здании вокзала. Подбежав к расписанию, обнаружила, что с первой электричкой на Кострому разминулась в несколько минут… Следующая была только через три с половиной часа.
Вышла из здания и принялась бродить по привокзальной площади. Было еще так рано, что даже общественный транспорт еще не ходил. Площадь была пустынна. Огоньки фонарей убегали вдаль, освещая путь к центру города. Она бродила, глядела, запрокинув голову, в темно-синее беззвездное небо из которого валил снег. Он падал и падал, таял на щеках, но оставался легким покровом на волосах и набивался сугробиком в капюшон.
На площади начали появляться люди, приехавшие на этом или других поездах. Стояли, зябко поеживаясь, ожидая начала движения автобусов и троллейбусов. Вскоре послышалось первое рычание моторов и легкое потрескивание проводов от соприкосновения со штангами троллейбусов. Темноту вспорол свет фар. Она стояла и смотрела, как люди ныряют в освещенное нутро подъезжающего транспорта и устраиваются там, как рыбки в аквариуме. Подкатил автобус, на котором Она могла доехать до его дома. Ей нестерпимо захотелось оказаться там. Хотя бы постоять в подъезде, увидеть, как Он пройдет мимо, отправляясь в университет. Автобус принял немногочисленных пассажиров, захлопнул двери и укатил. Через несколько минут подъехал еще один, следовавший в том же направлении. Его Она тоже проводила тоскливым взглядом. До костромской электрички оставалось еще почти три часа. Подъехал третий. Она сделала робкий шаг ему навстречу. В конце концов, что плохого может случиться оттого, что Она просто постоит в подъезде? Он даже не узнает, что Она там была. Не выдержав этой внутренней борьбы, сдалась, запрыгнула в автобус, прокомпостировала завалявшийся в кармане шубы талон и села, напряженно уставившись в окно. Путь до его дома оказался и чертовски длинным и невообразимо коротким: ей казалось, что за это время сердце успело стукнуть всего несколько раз. Выйдя из автобуса, поплелась, едва переставляя ватные ноги, вошла в подъезд и поднялась на один лестничный пролет. Отсюда хорошо было видно выход. А если присесть у стены, то Она оставалась незаметной даже для тех, кто выходил из квартир второго этажа. Если, конечно, они не спускались по лестнице. Лифт грохотал, ползая туда-сюда, выгружая все новых и новых пассажиров, отправляющихся на работу и учебу. Некоторое время спустя Она услышала знакомый тоненький нежный голосок – это была его Сестренка. Она шла, держась за руку Папы, одетого в военную форму. В зоне видимости проплыла фуражка и спина в шинели, мелькнул весело прыгающий помпон на шапке Сестренки. Сердце сжалось. Хлопнула дверь, и звонкий голосок стих. Еще некоторое время спустя прошла его Мама. Она дрожала всем телом, хотя в подъезде было тепло. Она ждала. Надеялась, что ей хватит силы просто проводить его взглядом и не окликнуть. Время шло, а его все не было. Может, Она не заметила, как Он прошел? Нет, такого не могло случиться.