Страница 32 из 105
Он был таким грустным, этот день, пасмурным и печальным. Не хотелось никуда идти. Но со всеми, с кем договорилась встретиться, Она встретилась. Улыбалась, шутила, пела, когда просили. Друзья заметили ее состояние, но не стали расспрашивать, чувствуя, что Она не хочет раскрывать душу. Хотя, пожалуй, чуть теплее пожимали руку и чуть ласковей смотрели в глаза. Да, Она чувствовала эту трепетную заботу и со стороны Сияющего, и со стороны Москвича, Пункера и Окружного. Чувствовала и была благодарна за нее. Идя домой, почувствовала, как зреет внутри, как сплетается, как взывает к жизни нечто новое, стучит в виски и просится на лист, на мотив, на волю. Оставшись дома одна, Она села за стол, включила лампу, открыла блокнот и начала быстро писать. Слова стружкой брызнули на бумагу. Потом взяла в руки гитару. Пальцы сами нашли нужные аккорды, сложили их в правильную гармонию… Песня вскрыла нарыв ее тоски. Она пела и пела, повторяя раз за разом слова новой песни, и слезы текли по ее щекам, никак не желая униматься:
Просто
несколько часов в темноте,
вырванных из тетради.
Просто
несколько капель желтого света -
янтарные бусины.
Просто
грязные кирпичные стены
чего-то ради -
Охраняли
от синего космоса
наше уединение.
Просто
несколько исписанных страниц,
аккуратно сложенных,
Спрятаны
в карман старой рубашки,
застегнуты на булавку.
А рядом стучится -
стучится громко -
называется "сердце".
Я буду каждый день
перечитывать
то, что написано.
Силы покинули ее. Она обняла гитару и положила голову на стол, прижавшись щекой к нагретой лампой столешнице, закрыла глаза. Желтый свет отгонял от нее мрак, старавшийся найти лазейку и заполнить собой измученную душу. Такой вот получился Праздник.
Просидев так почти до утра, Она, наконец, встала, поставила гитару в уголок, забралась в постель и отключилась. К полудню едва поднялась с больной головой и истерзанным сердцем. И то только потому, что пришел Сияющий.
На звук кипящего чайника из своей комнаты выбралась соседка, и чай пить сели на кухне, втроем. Громкий голос старушки, ее дробно сыплющиеся нецензурные словечки по поводу и без повода, как-то разом захлопнули тревожащие ее душу мысли. Немного успокоившись, пошли туда, где их ждали друзья.
За порогом их поджидал снегопад. Белые хлопья обрушились на них, едва они чуть-чуть отошли от дома. Они посмотрели друг на друга и вдруг, не сговариваясь, засмеялись. Схватились за руки и побежали. Ей вдруг стало легко, словно белый снег укутывал не только землю, но и ее душу. Снег собирался так быстро, что вскоре все кругом оделось его белизной и нежно сверкало. После отъезда в Кострому, Она завела привычку ежедневно ходить босиком по снегу. Понемножку, минут по пятнадцать – двадцать. И только по рыхлому. И вот сейчас, когда неожиданная радость наполнила ее до краев и готова была выплеснуться наружу, Она сбросила свои полусапожки и пустилась в пляс, прыгая по свежему мягкому снежку. Сияющий обуви не снимал, но выплясывал рядом с тем же неистовством, что и Она.
Друзья ждали их в условленном месте и тоже не теряли времени даром, играли в снежки, громко хохоча. Сегодня их ожидало множество встреч, а закончиться все должно было небольшим концертом. Вечером им, возбужденным стихами и музыкой, совершенно не хотелось расходиться. Было достаточно поздно, и ближе всего был ее дом. Перед подъездом Она просила всех вести себя очень тихо, поэтому, входя внутрь, все по очереди шикали то на кого-то, запнувшегося о ступеньку, то на кого-то, вскрикнувшего, когда ему наступили на ногу. Столпились около двери. В неясном свете от пламени зажигалки, Она нашла в своей сумочке ключ и попыталась открыть дверь. Замок послушно щелкнул, но дверь не открылась: соседка успела запереть ее на крючок. Пришлось стучать. К счастью, старушка еще не легла – смотрела телевизор. Открывая дверь, бормотала: «А я уж думала, ты дома давно». Заходя в квартиру, каждый вежливо здоровался с ней. Шея старушки начала вытягиваться, ибо она попыталась потихоньку выглянуть за дверь и проверить, насколько длинна вереница неожиданных гостей.
- Твою ж мать! Как вас «мало»! – воскликнула бабуля. Ее попытались успокоить тем, что шумной попойки не ожидается.
- Жаль, - констатировала она и ушаркала в свою комнату. Для желающих был согрет чайник и организован чай. На ночлег расположились, как могли. Часть народу расположилась на широком топчане, легли поперек, чтоб больше помещалось. Для другой части в рюкзаке одного из гостей обнаружился спальник. Некоторые устроились на своих пальто и шубейках. После чая погасили свет и погрузились в сон. Правда, утро выдернуло их из объятий Морфея неожиданным явлением хозяев комнаты, которые вернулись домой на несколько дней раньше предполагаемого срока. Молодые художники были разгневаны. Они кричали, что их дом превратили в грязную ночлежку, что в комнате бардак и ужас. Ей было неприятно и горько слышать эти обвинения, поскольку Она прибирала в комнате по два раза в день. На шум вышла соседка и попыталась успокоить разбушевавшихся художников, мол, не было никаких пьянок, просто пришли ребятки, чаю попили и легли спать, но творческую интеллигенцию уже не на шутку понесло. Не устыдились они даже тогда, когда ни в каких углах не обнаружилось ни грязи, ни огрызков, ни пустых бутылок, даже тогда, когда стало понятно, что иллюзия хаоса возникала из-за большого количества народу, расположившегося на полу в комнате. Стоило всем подняться, собрать спальник и надеть на себя пальто и шубы, подхватить рюкзаки, как комната немедленно приобрела свой первозданный вид. Ребята молча вышли из дома. Она вручила хозяевам ключ и, не попрощавшись, последовала за ними. Шли молча. Шли, не зная куда. На душе было паршиво.