Ей Снился Сон

«Да и черт с ним!» - непонятно, почему, подумала Она, и стала пить. Горилка обожгла рот и горло, вспыхнула в голове безумными огнями. Пилась и почему-то не кончалась, хотя при первом взгляде в кружку казалось, что там ее на пару глотков – не больше. С трудом справившись с адским пойлом, Она задохнулась, почувствовав, как в горле и во рту все мгновенно высохло. Глаза отчетливо полезли на лоб. В ушах загудело.

- Ой, извини, запить-то я не принес! – прошептал человек и ушел, пошатываясь. Его долго не было. Вернулся он, когда девушка уже собралась снова лечь спать. Протянул стакан с лимонадом и пригласил в свое купе. Лимонад Она выпила, а от приглашения все же отказалась, соврав, что утром, по приезде, ей надо на работу. Человек огорчился и ушел. А Она уронила голову на свой рюкзачок, служивший ей подушкой, и утонула в беспокойном видении.

Ей снился сон.

Она сидела на краю обрыва. Или даже, скорее на вершине скалы, такой высокой, что покачивая ногой, касалась облаков. Рядом с ней, плотно прижавшись плечом и крылом, сидел Ангел и тоже покачивал ногой, касаясь облаков. Ветер путался в их волосах, то и дело сплетая их между собой. Перья трепетали с тихим шелестом, и казалось, что воздух наполнен еле различимым шепотом, утешающим, обещающим…

Так сидели они молча. Диалог, который происходил между ними, вели они беззвучно, так, словно разговаривали их души.

- Ты счастлива? – спрашивал он.

- Не знаю, - честно отвечала Она.

- Ты сделала то, что хотела. Ты свободна.

- Не знаю. Свободен ли человек, сердце которого принадлежит другому человеку?

- Ты скучаешь?

- Не знаю. По-моему, это называется как-то по-другому.

- Ты любишь?

- Какая разница, если ему до этого нет никакого дела.

- Ты – любишь? – Ангел явно хотел услышать точный, однозначный ответ, а не отговорку.

- Да, - ответила Она, и ей стало так грустно, словно все дни, прожитые вдали от него, потребовали одновременно присутствия в них его взгляда, голоса, улыбки. Даже если обращены они были не к ней.

Ангел засмеялся тихо и светло, чуть наклонился и поцеловал ее в висок. Потом оттолкнулся, спрыгнул со скалы и расправил крылья. Его волосы окутали плечи золотым сиянием. Он раскинул руки, глубоко вдохнул и словно начал падать спиной вперед. Расправленные крылья его не шевелились, он летел вниз. И когда он почти исчез из виду, Ангел закричал радостно, сделал петлю и взмыл ввысь. Она наблюдала за ним удивленно. А он, поднявшись над нею, над облаками и над скалой высоко-высоко, засиял. Свет, источаемый Ангелом, становился все ярче, Она не выдержала и зажмурилась.

Или это был не сон?

Проводница разбудила ее и сказала, что подъезжают к Костроме. Накинув шубейку и подхватив рюкзачок, Она вышла в тамбур. Поезд замедлил ход и вскоре остановился. Она легко спрыгнула на перрон. Кострома – мон амур…

Шагая в утренних сумерках к троллейбусной остановке, Она никак не могла освободить свое сердце от поселившейся в нем тоски. Не то, чтобы с момента отъезда Она ни разу не вспоминала о нем… Вспоминала, конечно. И даже, бывало, говорила о нем с разными людьми. Но такой всепоглощающей тоски не было. Она ехала к Сияющему, надеясь, что все, наконец, разрешится, и ей не придется больше стеснять его.

Сияющий обрадовался ее возвращению, сказал, что Она как раз вовремя: сегодня его знакомые, супружеская пара молодых художников, уезжают на каникулы к родным, в другой город. Они не против пустить ее пожить в их комнате. Тем более что им все равно нужно было бы кому-то оставлять ключ, чтобы поливали их цветы и кормили их кошку.

Хозяева комнаты торопились на вокзал и были немногословны. Вручая ключ, они присовокупили к просьбе о поливке цветов и кормлении кошки просьбу соблюдать порядок, не беспокоить соседку и не устраивать слишком многолюдных посиделок. Хозяева уехали, и они с Сияющим остались изучать обстановку. Комната была довольно просторной, с высоченным потолком и большими окнами. На подоконниках стояли самые разнообразные цветы, и даже в одном из углов, в кадке на полу стояла пальмочка. В другом же углу стояла живая елка, поблескивавшая стеклянными бусами, игрушками и мишурой. Иголки с нее уже порядком осыпались, отчего она казалась хрупкой, тонкой и полупрозрачной. Несмотря на заметное «облысение», иголки продолжали сыпаться так, что их приходилось выметать дважды в день, поскольку иначе шустрая кошка растаскала бы их по полу. Пушистый зверек оказался упрямым и недоверчивым, хотя и игривым. Насытившись, кошка с удовольствием терлась об ноги, но на руки не шла ни в какую. Побеспокоить соседку было делом довольно затруднительным: старушка была глуховата, общительна и не брезговала спиртным. Словом, не соседка, а мечта тусовщика.

Кровати в комнате не было, но был замечательно мягкий, широкий топчан. Ей нравилось спать на таких. Впрочем, последнее время ей было все равно, где и на чем спать: лишь бы было достаточно тепло, было что положить под голову и чем укрыться. Сны ее от этого страдали мало, были такими же цветными, яркими и настолько правдоподобными, что часто, проснувшись, Она долго не могла понять, вернулась ли она в реальность или все еще пребывает в мире грез.

По утрам Она по-прежнему распахивала занавески и делала зарядку. Но в окна первого этажа попадало не так много света, как в комнате Сияющего. И ужасно не хватало музыки Боба Марли. От этого свет, окутывавший ее, был не таким ярким. И не было уже той беззаботности.

Зато по вечерам Она усаживалась за замечательный письменный стол и включала настольную лампу. Почти такую же, как у нее дома, лившую такой же умиротворяющий желтый свет. Открывала свою записную книжку и писала. Слова лились легко. Хотя это были грустные слова. Спустя немного времени Она поняла, отчего они так грустны: приближался Праздник, день, который Она снова встретит одна. Встретит, и никому не скажет, насколько важный это день, как много значит это число в ее жизни. Только будет внимательно всматриваться, стараясь угадать значение символов, которые будут встречаться ей в этот день. Обязательно будут! Не могут не встретиться!