Страница 27 из 105
КОСТРОМА
До Нового Года
Раздать все долги,
Весь смех, все дыханье,
Всю боль и любовь.
До Нового Года
Пройти все круги,
Сорваться с орбиты,
Исчезнув во мгле.
До Нового Года
Простить этот мир,
Всех жаждущих кровью
Своей напоить,
Отдать всю одежду,
И над головой
Себя, точно хлебы
Переломить.
До Нового Года
Растаять успеть,
Стать синим узором
На чьем-то стекле,
Поленом березовым
В печке сгореть,
Теплиться надеждой
В остывшей золе.
Задумавшись, встать
И спокойно уйти,
Забыв про ключи –
Нараспашку дверь!
До Нового Года
Пока что стучит
В груди. Достучись!
Отворите! Апрель!
Я – снова Апрель!
Только снег на губах
Не тает,
И не улыбается рот.
Наверное, новый…
Наверно, прощай…
Наверное, вновь
Начинается год…
До Нового Года
Раздать все долги,
Весь смех, все дыханье,
Всю боль и любовь.
До Нового Года
Пройти все круги,
Сорваться с орбиты…
Ю. Соловьева «До Нового Года»
Ей снился сон.
Она спешила на какую-то очень важную встречу. Ужасно опаздывала, переживала. Мысленно придумывала оправдания. Нервно поглядывала на часы на здании вокзала, возле которого находилась остановка автобуса. И, как всегда, когда опаздываешь, транспорта приходилось ждать мучительно долго, и двигался он мучительно медленно. Волнуясь, Она ходила из стороны в сторону, притопывая и чуть подпрыгивая. Вдруг в момент очередного полуподскока почувствовала, что тело ее легко, как пушинка. Она подпрыгнула и зависла в воздухе, медленно и плавно опускаясь на землю. Едва коснувшись асфальта, Она оттолкнулась сильнее и взмыла ввысь, полетела. Ругнулась про себя: ну как можно забыть о таком простом, быстром и удобном способе перемещения в пространстве, как полет?! Воздух словно нес ее сам. Она скользила в его потоках, и радость постепенно наполняла все ее существо. Ушла тревога, развеялось чувство вины. Да и сама встреча перестала казаться такой уж важной. Надо ли ей туда? Никто ничего не потеряет, если эта встреча не состоится. А вот это ощущение легкости, наполняющее счастьем, упускать не хотелось. И Она продолжала лететь. То поднималась высоко-высоко, к влажным облакам, то спускалась к кронам деревьев. Лавировала между проводами. Озорничая, постукивала тихонько в окна верхних этажей высоток. Иногда пролетала над самыми головами людей, но они не замечали ее. Ходили, говорили, стояли на остановках, курили, тащили тяжелые сумки. Никому не было дела до летающей девушки. А ей так хотелось, чтоб они увидели ее! Увидели и поняли, как это замечательно – летать! Как это необычайно просто – летать!
- Люди! – не выдержала Она, наконец, - Ну поднимите же головы! Посмотрите! Здесь так хорошо и свободно! Зачем вам эти медленные и душные автобусы, троллейбусы и трамваи, если вы можете просто полететь туда, куда спешите! Просто оттолкнуться от земли и полететь!
Ответа не последовало. Кроме малыша, крепко державшегося за руку матери, никто так и не поднял головы. Она пожала плечами и решила оставить их в покое. Перекувырнувшись в воздухе, спикировала и, на мгновение легко коснувшись ногами земли, оттолкнулась посильнее и взмыла. Она поднялась высоко-высоко, так, чтоб не было видно ни людей, ни машин, ни деревьев, да и дома почти скрылись из виду. Просто летела, подставив лицо ветру. Просто наслаждалась легкостью своего тела. Просто наслаждалась возможностью не ждать и не спешить. Возможностью не торопиться и не опаздывать, свободой выбора того, что для нее важно. «Может, это и к лучшему, - думала Она, - Может, и не надо, чтобы летали все? Ведь иначе небо тоже наполнится суетой, перестанет быть таким свободным. И вообще: что делать в небе, например, с тяжелыми сумками?» Представившаяся картина рассмешила ее. Она снова перекувырнулась, и полетела еще быстрее. Все дальше и дальше. Все выше и выше.
Или это был не сон?
Осень медленно, но верно сползала в пропасть зимы. Одинаковые пробуждения тащили за собой необходимость проживать одинаково длинные и одинаково пустые дни. Какие-то события катились через них, совершенно не затрагивая ее души, не радуя и не тревожа. Их общение теперь сводилось к прохладным приветствиям и редким репликам на встречах поэтического клуба. Раз в неделю. Это окончательно убедило ее в том, что Она не может больше жить в этом городе. Жить в этом городе и совершенно не видеться с ним Она бы не смогла. Жить в этом городе, сохраняя некоторое подобие общения и сознавая, что они совершенно чужие друг другу – тем более.
Она начала готовить свой уход. Один за другим, планомерно и целенаправленно сжигая за собой мосты. Спешила исполнить обещанное и раздать долги. Уволилась с работы. Написала заявление об отчислении из института по собственному желанию.
Вот это действие шокировало и однокурсников, и педагогов. Прилежная студентка! Успешная! Старательная! С оригинальным мышлением, столь необходимым хорошему филологу! В деканате ее долго пытались уговорить не торопиться с принятием такого скоропалительного решения. В крайнем случае, взять академический отпуск… Она была слегка в шоке, ибо последние два месяца практически не появлялась в институте. Ей казалось, что никто не обратит внимания на уход прогульщицы. Однако ее уговаривали остаться с удивительной настойчивостью: мол, напишешь несколько работ – и получишь свои допуски к экзаменам, все сдашь, все будет хорошо…