Страница 23 из 105
Первыми выступали участники, представлявшие акустические программы. То есть, пели под гитару. Она – в их числе. Первое ее появление перед неформальной публикой случилось чуть больше года назад. В городском парке проходил рок-фестиваль, приуроченный ко Дню Молодежи. Заявку Она не подавала, просто пришла с гитарой и попросила организаторов дать ей возможность выступить. Хотя бы во время настройки очередной команды. Ей разрешили. Команда настраивалась, пробовала звучание инструментов, а Она пела свои песни. Страха, как такового, не было, как, впрочем, и уверенности в том, что ее слушают и слышат. Но Она была не права. Слушали. И услышали. И запомнили. И позже, когда ей случалось появляться на тусовке, узнавали. Если была с гитарой, просили спеть.
И вот Она выходит на сцену. Поправляет микрофон и пробует звучание гитары.
Все-таки это было удивительное время! Время, когда оценивали не имидж, а человека, не качество инструмента и записи – порой не обращали внимания даже на то, насколько хорошо музыкант владеет инструментом – а искренность песен, их содержание и смысл, их эмоциональный посыл. Для нее это, пожалуй, было особенно важно, потому что то, на чем Она играла, не каждый музыкант назвал бы гитарой. Да и виртуозом акустики назвать ее тоже было нельзя. Однако, когда Она пела, находившиеся рядом люди смотрели во все глаза и слушали, прерывали общение и вместе с собеседником подходили поближе. Видимо, было в них нечто такое, свое для каждого, отзывающееся в душе, задевающее за живое. Вот и сейчас потянулись к краю сцены люди, знакомые и незнакомые, совсем юные, как Она, и те, кого желторотыми уже не назовешь. Слушали, кивая в такт, притопывали, смотрели внимательно и серьезно. Гитара в ее руках выла и стонала, пальцы были сбиты почти до крови. Она пела, и ее чистый голос резонировал в каждой груди:
Не было соли землю солить.
Кровью из носа грядки полить:
Чем прорастут они - ведает Бог.
Свиней кормят сытно, а после - нож в бок.
Заходится визгом тоскливая сыть.
За сладкие помои надо салом платить.
Пузо по дороге тащить тяжело.
Я уйду отсюда, пока не рассвело.
Солнышко в поле взойдет над травой.
Утоли свою жажду душою ключевой.
Пей, да не плюй.
Плюнешь - что же. Бог с тобой -
Все равно будет солнце отражаться в воде.
Каленым железом по телу земли.
Девочку-любовь хоронить помогли.
Шли за гробом. несли венок,
Нагулялись на поминках на столетие впрок.
По белой скатерти - красное вино.
Остывшие объедки обсосали давно.
Пьяными песнями горло свело.
Я уйду отсюда, пока не рассвело.
Солнышко в поле взойдет над травой.
Утоли свою жажду душою ключевой.
Пей, да не плюй.
Плюнул - что же. Бог с тобой -
Отразится солнце в грязном плевке.
Небо от боли помутилось в глазах.
Рваное небо валялось в ногах.
Рваное небо кормили землей:
Пощади, светик-батюшка, чадо мое!
Пьяный отец по столу - кулаком,
Хлыстом - по спине, в лицо - сапогом.
Глазастый ребенок дрожит и молчит:
Его белые крылья догорают в печи.
Полетал, сынок? Походи пешком,
Походи по земле с дырявым мешком.
Поищи, сынок, соли землю солить,
Кровью из носа грядки полить.
Да, эти люди понимали. По-настоящему понимали смысл этой песни. В общем-то, каждый из них был немножко тем глазастым ребенком. Когда Она закончила, ее попросили спеть еще, но, конечно, программа фестиваля этого позволить не могла – слишком много участников. Она скрылась за кулисами, куда тут же вломилась толпа ее друзей. Обнимали, хлопали по плечу, говорили, что было очень классно. Улыбаясь мило и растерянно, она чувствовала себя совершенно выпитой, выплеснувшейся до дна. Пустая и сияющая эмоциями других людей, тех, что слушали, тех, что жили с ней в этих песнях, побрела, влекомая друзьями, на воздух, чтобы успеть прийти в себя до начала выступления следующего участника. Шагнув в холодную тьму, залитую огнями, дышала, дышала, дышала…
Сегодня ей предстояло еще одно испытание: увидеть выступление его команды в обновленном составе.
Вернулись в зал, смеялись и зажигали. Но где-то глубоко в душе шевелился мерзкий червяк страха. И грусть все ближе подкатывала к горлу. Вот на сцену вышла его команда. Настраиваются. Он напряжен. Он заранее расстроен настолько, что не улыбается вовсе и не смотрит в зал. Она забилась в угол. Зазвучала музыка, запел Вокалист. Люди, успевшие полюбить эту молодую команду, останавливаются на полпути к сцене, глядят удивленно. В новой оранжировке песни стали почти неузнаваемы. Нет, сыграно и спето все было четко, гладко и красиво. Слишком четко, слишком гладко и слишком красиво. Вместо дерзкого вызова, надлома, надрыва – слащавая, облизанная патока. Она тихо плакала в углу. Он за все время выступления ни разу не поднял головы, не отрываясь, смотрел на гриф гитары. Она тихонько выскользнула из зала, не дожидаясь конца выступления, и, коротко попрощавшись с друзьями, недоумевавшими, в чем причина такой странной перемены в стилистике полюбившейся группы, пошла домой. Несколько следующих фестивальных дней Он был мрачен. Мрачен настолько, что сказать «был мрачнее тучи» - значило бы сильно преуменьшить наблюдаемое. Но вскоре его настроение резко изменилось, словно в нем поселился злой бесенок, задумавший пакость. Говорил резко, смеялся натянуто, едко шутил. В глазах холодной сталью сияла ярость. Он принял решение. Трудное, но правильное.