Страница 20 из 105
- Нафига ты это сделала?
«Я люблю тебя! Я хочу быть с тобой всегда-всегда-всегда!» - хотела крикнуть Она, но не крикнула, не сказала, не прошептала, просто молча вошла за ним в квартиру. Он стоял, прислонившись к стене, и странным нездешним взглядом смотрел, как Она надевает тапочки.
- Будешь чай?
- Буду.
Закипел чайник. Забулькал по кружкам горячий чай. Зазвенели ложечки, ударяясь о керамические стенки. Он молча пил маленькими бесшумными глотками, опустив глаза, будто разглядывал узор на столешнице. Она не могла заставить себя хотя бы пригубить обжигающий напиток. Смотрела не на него, а словно сквозь него. Внутри становилось все горячее, поднималось неумолимой волной и, наконец, выплеснулось слезами. Капли покатились по щекам, падали на стол, тонули в кружке. Губы дрожали, но Она не издавала ни звука. Он медленно поднял голову, и в глазах его отчего-то вспыхнул испуг. Он протянул руку и сжал ее пальцы. Это прикосновение, такое желанное и такое пугающее теперь, прорвало плотину ее самообладания, и плач вырвался наружу. Он вскочил, опустился рядом с ней на колени и уткнулся лицом в подол ее платья. Ей безумно хотелось погладить его по волосам, но Она не знала, можно ли. Он посмотрел на нее, и Она увидела, что его лицо тоже было влажным от слез. Поднялся, сжав ее руки в своих, притянул к себе и крепко обнял. Потом сел на ее место и усадил ее к себе на колени. Так сидели, молча, обнявшись, бог знает, сколько времени, и тишина спеленывала их. Он слегка отстранился, поглядел на нее, как прежде, с оттенком лукавства, и принялся рисовать пальцем на ее лице замысловатые узоры, размазывая по щекам остатки слез, которые, высыхая, щекотали кожу. Недосказанность чего-то повисла в воздухе клубами дыма. Но где-то во внутренней пустоте уже зашевелилось нечто теплое и живое, потянулось лучами к сердцу. Лукавство вдруг точно стерли с его лица, и взгляд стал почти умоляющим. Истинного смысла этой мольбы Она понять не успела. По его телу волной промчалась дрожь, он закрыл глаза и принялся неистово целовать ее лицо. А когда встретились их губы, они уже не смогли оторваться друг от друга.
Или ей это только приснилось?
Ноги и поясница затекли. Балансировать на этом полуразрушенном заборчике становилось труднее с каждой минутой. Она спрятала блокнот в сумочку и решила пройтись, размять ноги. Она не знала, сколько сейчас времени, потому что принципиально не носила часов. Однако солнце светило уже не так ярко, тени удлиннялись, а по макушкам деревьев то и дело пробегал вечерний ветерок. Сделав пару кругов по двору, Она вернулась к подсобке. Снова стояла у двери. Потом снова сидела на корточках. Вдруг ей показалось, что внутри Она слышит какое-то движение. Невозможно! Вот ведь замок, и он откровенно заперт. Терзаемая сомнениями, она робко постучала в дверь. Прислушалась. Тишина. В груди зашевелилась обида. Решила уйти. Сделала несколько шагов, но отчего-то вернулась и снова постучала. Чуть громче. Припав ухом к двери, она теперь отчетливо слышала, что за дверью кто-то есть. Этот кто-то, конечно, Он, но почему же тогда не открывает? Он не один? Стоит ли стучать снова?
Немного поколебавшись, ругая, на чем свет стоит, свои безволие и бесхребетность, Она постучала еще раз. Достаточно громко и настойчиво. Внутри что-то грохнуло. Похоже, упал стул. Послышались шаги и, как ни странно, дверь открылась. Его заспанное отекшее лицо свидетельствовало о том, что начало учебного года они с друзьями отметили обильными возлияниями. Внутри было темно. Щелкнув выключателем, Он сказал:
- Заходи. Прости, я спал. Перебрал с друзьями. Сквозь сон слышал и шаги, и стук, но подумал, что показалось.
- А почему замок? – спросила Она, входя и усаживаясь на стул.
- Никого не хотел видеть.
- И меня? – пролепетала Она, поднимаясь со стула, чувствуя, как дрожат колени, как горечь закипает внутри.
- Я забыл, что ты придешь, - сказал Он после некоторой паузы. Она точно знала, что Он врет, но постаралась убедить себя в том, что верит ему. – Который час?
- Не знаю. У меня ведь нет часов.
- Ах, да, точно, – пробормотал Он и начал искать свои часы на столе с инструментами, - Снял, чтоб на ухо не тикали.
- А как у тебя так с замком-то получилось?
- Да я давно уже это придумал. Там засов можно повесить так, чтоб казалось, что заперто. Если сидеть внутри тихо, то никто даже не догадается, что ты здесь. Последнее время…
Он не договорил, плюхнулся на стул и закрыл лицо руками.
- Черт, надо домой пробираться, а я еле на ногах стою.
- Я тебе помогу.
- А тебе это надо?
- Да. Иначе я буду волноваться за тебя.
- Ну, пойдем.
До троллейбусной остановки было совсем недалеко. Она обхватила его за талию, а Он держался за нее, и со стороны вполне могло показаться, что двое просто идут в обнимку. В троллейбусе Он сел, согнувшись, и закрыл руками лицо. Она сидела в пол-оборота к нему и смотрела внимательно и тревожно. Когда до нужной остановки оставалось совсем чуть-чуть, Он внезапно выпрямился и ужасно побледнел. Она поняла, что сейчас может случиться непоправимое, быстро достала платок и протянула ему. Схватив платок, Он крепко прижал его к плотно сжатым губам и начал глубоко дышать носом. Едва открылись двери, буквально вывалился из салона. Сдерживать тошноту уже не было сил. Она стояла рядом, стараясь скрыть это неприятное зрелище от взглядов прохожих. Удивительно: Она с детства не переносила пьяных. Слишком ярко запечатлелся в памяти страх остаться одной на улице, если маму, возвращавшуюся с ней после каких-нибудь праздничных застолий, заберут в милицию. Этого, конечно, ни разу не случилось, но Она все равно боялась и цеплялась за нее, и старалась подпереть своим детским телом так, чтобы не было заметно нетвердой походки. Слишком горькими были воспоминания о торжествах, на которые к бабушке и дедушке собиралась вся большая семья и которые, как правило, заканчивались очередной ссорой матери с ее сестрой. Слишком противными были воспоминания о том, как ее вызывали к разгоряченной спиртным компании друзей, и мать заплетающимся языком приказывала: «А спой-ка нам «Две звезды»! Как Пугачева и Кузьмин! Ах, ты не можешь спеть как Пугачева и Кузьмин? Какая же ты тогда, нахрен, артистка!» Вид пьяного человека вызывал у нее отвращение. Но только не Он. Он не был ей противен даже в этом жалком состоянии, даже в этом непотребном виде. Когда его перестало сотрясать от спазмов, Она спокойно и нежно вытерла платком его запачканное лицо, обняла и повела домой. Смешная. В легком белом платьице. Похожая на сестру милосердия.