Ей Снился Сон

Прежде, чем раствориться в звездной бесконечности, девочка выглянула из-за облаков и помахала ей маленькой ручкой. Она почувствовала ее взгляд и обещала, что непременно ее дождется. Она дождется, Она узнает ее, потому что любит всей душой уже сейчас. Этот взмах моментально успокоил ее. В груди затеплилась, загорелась нежным светом надежда. Сияние росло внутри, рвалось наружу и, наконец, выплеснулось, заливая, затапливая все вокруг безмятежностью и счастьем.

Или это был не сон?

Впервые за многие дни Она проснулась без ощущения безнадежности и тоски. Спокойно улыбнулась небу в окне, поставила чайник на плиту и начала собираться в институт. Немного подумав, поставила пластинку битлов – для настроения. В конце концов, все было не так уж и плохо: начало нового учебного года, встреча с однокурсниками после летних каникул, а потом – к нему на работу. Дальше будет видно.

Конечно, теперь все было не так, как весной, и даже не так, как летом, до его отъезда во Владикавказ. Но все-таки было. Они встречались, общались… Да, теперь Он был несколько более сдержан с нею и замкнут, часто молчалив и задумчив. Это мучило ее, заставляло страдать, но пока Он не избегал ее, не пытался ограничить общение, сама Она не могла отказаться от него. Это было выше ее сил.

Солнце светило почти по-летнему. Было тепло, и признаки осени еще не успели заявить о себе. Разве что кое-где начали появляться опавшие, хотя еще зеленые, но уже совершенно сухие, листья. Собираясь в институт, Она вдруг представила себе, как бежит, почти летит… легкая… красивая… в белом… Сложившийся в голове образ заставил ее рассмеяться: почему бы и нет?! Схватив приготовленные накануне вещи, она комом засунула их в шкаф и достала из шифоньера белое легкое платьице с длинным рукавом. Глядя в зеркало, чуть-чуть подкрасила ресницы, встряхнула распущенными волосами и улыбнулась своему отражению. Сунула ноги в туфельки, схватила сумочку и выскочила за дверь. Лифта ждать не хотелось. Ощущая необъяснимую легкость, она побежала вниз по лестнице, звонко цокая каблучками. Вырвавшись из подъезда, сощурившись, поглядела на солнце и побежала на остановку, помахивая легкой сумочкой, в которой сегодня лежали лишь блокнот, пара ручек, носовой платочек и кошелек с деньгами на дорогу.

Она не могла понять, что именно ее так окрыляет, но была – сама легкость, и не желала искать этому объяснения, предпочтя просто отдаться на волю этой внезапной радости. Душа ее пела, глаза смеялись. Разве это плохо? Разве это нельзя?

Встреча с друзьями была приятной. Преподаватели тоже выглядели так, словно соскучились по ним, оболтусам. Ласковыми голосами рассказывали о том, как будет организован учебный процесс, и диктовали длиннющие списки учебной и художественной литературы, которыми к концу дня ее блокнот был исписан практически от корки до корки. Радостная суета вокруг заряжала ее светом.

По окончании всех встреч и собраний, Она постояла немного с однокурсниками на крыльце института, потом попрощалась беспечно и полетела. К нему! Она бежала знакомыми улочками. Вот приблизительно этим же путем Она шла в тот день, когда встретила его на Перекрестке. Солнце плескалось в окнах домов. Деревья нежились под его лучами, едва шевеля листвой. Дома были похожи на чинных благообразных старичков, усевшихся у подъезда. Они будто улыбались ей и кивали убеленными сединой головами. Она на бегу, тоже улыбаясь, кивала в ответ.

Вот и Театр, в котором они познакомились, подземный переход, Перекресток… Пробежав еще с десяток метров, ныряет во дворик. Там в тени, словно под охраной двух больших каменных домов старинной постройки, стоит двухэтажный деревянный. Коварный, надо сказать, домик. Обойти его вполне можно с обеих сторон, поэтому запросто можно разминуться, как это случалось с ними несколько раз. Мысленно сосчитав до трех, Она побежала справа. Но, обойдя дом, на всякий случай заглянула на другую его сторону. Никого. Вздохнув с облегчением, Она пошла дальше, уже не торопясь. До заветной цели оставалось всего ничего. Сейчас она придет и постучит в дверь подсобки, и Он откроет и улыбнется. Она войдет и снова почувствует аромат Праздника, укутается желтым светом, и они будут говорить. Не важно, о чем. Главное – говорить, слушать его голос, смотреть в его глаза. Нетерпение подгоняло ее, но Она не давала ему воли и продолжала идти медленно. Может быть, сейчас Он ждет ее. Может быть, услышав ее шаги, заранее откроет дверь…

На двери подсобки висел замок. Радость умерла в одно мгновение, легкость испарилась, не оставив о себе даже приятного воспоминания, плечи опустились, голова поникла, на глаза навернулись слезы. Сама не зная, зачем это делает, Она подошла и постучала в дверь. Тишина. Говорят, надежда умирает последней. Видимо, поэтому плюгавенький червячок, придавленный огромным камнем ее печали, все-таки слабенько пискнул откуда-то изнутри: «Погоди! Может, Он еще просто не приехал из универа? Может, Он тоже общается с друзьями, которых не видел целое лето? Не спеши! Не отчаивайся!» Утешение было сомнительным, однако давало некоторый повод для оптимизма: действительно, вот ведь замок, значит, возможно, Он не ушел, а просто вовсе еще и не приезжал. И Она решила подождать.

Сначала стояла у двери, пока не устали ноги. Потом присела, склонив голову. Подол ее легкого белого платья почти касался асфальта, и она казалась лилией на серой воде. Потом попыталась устроиться на полуразрушенном каменном заборчике рядом с подсобкой. Сидела, как птичка, поджав ноги. Достала блокнот и попробовала углубиться в изучение списков литературы, но мысли постоянно сбивались, убегая по извилистым тропинкам воспоминаний.

Когда Она узнала, что Он уже несколько дней, как вернулся из Владикавказа, но даже не сообщил ей об этом, Она долго стояла посреди дороги в полной растерянности. Потом побрела бесцельно. Шла, чувствуя, как вытекают из нее надежды, как выдуваются безжалостно остатки счастья. Шла, словно погруженная в серую вату сомнения и тоски. Нет, Она не поедет к нему. Если бы Он хотел ее видеть, то приехал бы сам, примчался бы в тот же день, сорвался бы, едва выйдя из поезда. Он не приехал. Не захотел. Значит, и Она не поедет. Не должна. Не должна ехать, не должна тревожить, не должна навязываться.