Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 18 из 105

ОСЕНЬ

Поздняя осень. Дожди зачастили,

Солнце за тучи лицо свое прячет.

Помнишь, как ты о себе говорила:

Руки холодные – сердце горячее?

Не целовал я руки холодные,

Не согревал их жарким дыханием.

Песня любви отзвучала аккордами

Несостоявшихся наших свиданий.

Я еще молод, но путь мой очерчен,

Жесткие принципы, четкие планы.

Даже не верится: был я доверчивым,

Нерасторопным, покладистым малым…

Ну, не печалься, гляди веселее!

Главное – сердце твое не остыло.

Ты еще встретишь того, кто сумеет

Стать тебе нужным и будет любимым.

Осень сулит холода и туманы,





Будут дожди заунывно-навязчивы.

Руки холодные – это не драма,

Если, действительно, сердце горячее.

Е. Капитанов.

 

Ей снился сон.

Она поднималась по бесконечной винтовой лестнице. Узкие каменные ступени поглощали тихий звук ее шагов. Серые стены образовывали настолько узкий проход, что Она едва не касалась их плечами. Не было ни фонарей, ни ламп, ни факелов, однако и темно на лестнице не было: непонятно, откуда лился ровный голубоватый свет, похожий на тот, что разливается по миру осенним пасмурным утром. Такое освещение не раздражало глаза, но и не радовало. Казалось, оно окутывает тело, одевает его предутренним туманом, струится, едва касаясь теплой плоти. Казалось, Она течет вместе с ним – вверх! вверх! – все выше и выше. Казалось, усталость ее впитывается в ступени вместе с тревогами и сомнениями, горечами и обидами, страданиями и страстями, сковывающими душу.

Она поднималась по бесконечной винтовой лестнице. Она не чувствовала усталости. Напротив, с каждым шагом ноги ее становились все легче, тело – все невесомей. Мысли увязали в тумане, смыкали ресницы и погружались в глубокий безмятежный сон. В голове начинала звенеть пустота. Так же, как и в груди, измученной долгими днями терзаний. Она не понимала, хорошо ей от этого или плохо. Она не понимала, сколько времени провела тут. Она начала забывать, почему и зачем переставляла ноги, поднимаясь все выше и выше по ступеням. Ее не волновал даже вопрос, куда ведут эти ступени и кончатся ли они когда-нибудь, или Она обречена всю жизнь идти и идти по этой лестнице вверх. И вот, когда существо ее полностью освободилось от желаний, растворилось в этом, кажущемся бессмысленным, подъеме, ступени вывели ее на небольшую площадку, упиравшуюся в тяжелую кованную дверь.

Площадка была настолько маленькой, что для того, чтобы открыть дверь, ей потребовалось глубоко вдохнуть и вжаться в стену, практически слившись с ее холодными шершавыми камнями. Открывая дверь, Она не сомневалась, что, во-первых, это потребует колоссальных усилий, а во-вторых – что Она услышит ужасающий скрип, разрывающий слух. Однако дверь поддалась удивительно легко, открылась совершенно бесшумно, словно приглашая ее войти. Впрочем, как раз это-то и было основной трудностью: дверной проем был настолько низким и узким, что ей пришлось протискиваться в него, почти обдирая кожу с плеч, низко наклонив голову и сжавшись до предела.

Войдя в находящееся за дверью помещение, Она на всякий случай зажмурилась, боясь ослепнуть либо от хлынувшего яркого света, либо от всепоглощающей темноты. Постояв так немного, жадно дыша и успокаивая внезапно сильно забившееся сердце, она попыталась приоткрыть глаза, осторожно посмотрела через сеть полусомкнутых ресниц. Помещение оказалось довольно просторной комнатой, освещенной все таким же спокойным голубоватым светом. Только туман, пожалуй, клубился там чуть сильнее, образуя нечто, похожее на облака, меняющие форму и переползающие с места на место, словно живые. Освоившись, Она полностью открыла глаза и пошла тихонько вдоль стены, вглядываясь в эти колышущиеся клубы, явно скрывавшие нечто, находящееся в самом центре комнаты.

То ли помещение было слишком большим, то ли Она совершенно перестала ориентироваться в пространстве, только сделав, как ей показалось, полный круг, Она не обнаружила двери, в которую вошла. А в центре тем временем, в самом сердце клубящегося тумана, появилось тихое теплое свечение, манившее ее неудержимо. Она сделала осторожный шаг навстречу ему, и услышала тихий шепот.

Погружаясь все глубже в белый туман, приближаясь к источнику света, маячившему и манящему, Она все отчетливей слышала нежный голосок, то смеявшийся заливисто, то лепетавший что-то невнятное. Так смеются и лепечут младенцы, которым нет еще и года.

Внезапно туман отступил, словно сверху подул легкий ветер. Он прижался к стенам и поднялся к потолку, образуя белый шатер. И в центре его, в крохотной колыбельке, спала девочка и улыбалась во сне ангельской улыбкой, как это делают только младенцы. Она подошла ближе и склонилась над ней. Все ее существо мгновенно наполнилось непередаваемым словами теплом и нежностью, на глаза навернулись слезы умиления.

Прежде ей никогда не нравились младенцы. Они не казались ей ни хорошенькими, ни славненькими, не вызывали никаких положительных эмоций. Однако эта малышка была совершенно особенной. Было в ней нечто настолько родное, что Она готова была смотреть на нее до бесконечности, вдыхать аромат невинности и чистоты, трепеща, склоняться над нею, вглядываясь в удивительно прекрасные черты.

Малышка открыла глаза и посмотрела на нее осмысленным, до боли знакомым взглядом. Серо-голубое сияние струилось из них. Улыбка пухлых губок тянула к себе, как магнит, личико обрамляли прекрасные, легкие как облачко, вьющиеся золотистые локоны. Едва взглянув в это дивное личико, Она вдруг совершенно отчетливо поняла, что знает об этой малышке все, что ей известно ее имя, ее привычки и характер, что Она любит ее бесконечно, ждет ее, желает ее пришествия в этот мир, в ее жизнь. Девочка протянула к ней ручки, и Она почувствовала, что обязательно должна взять ее, прижать к груди. Но едва ее пальцы коснулись пальчиков девочки, как свет, лившийся от колыбели, вспыхнул ярче, окутал младенца, словно заключив его в сияющую сферу. Сфера, пульсируя, начала подниматься над колыбелью. Медленно и осторожно, нежно покачиваясь и искрясь, все выше и выше. Облачный купол разверзся, открывая чистейшее, глубокое, темно-синее звездное небо, в которое и устремился светящийся шар, унося от нее прекрасное дитя. Молочно-белый туман бесшумно двинулся следом, окутывая сферу невесомым облаком. Она протянула к ней руки, беззвучно крича. Слезы текли по щекам. Сердце рвалось туда, в бездонный космос, к облакам, окутывающим светящуюся сферу, к ребенку, желанному и любимому.