Ей Снился Сон

Сердце бьется где-то.

В лето

Уезжают электрички.

Избалован вечер

Светом,

ставшим вредною привычкой.

Свет подобен лести.

Вместе

к ней себя мы приучаем.

И зачем-то –

неизвестно –

электричество включаем.

Я у ног устроюсь.

Скроюсь

в складках скомканной одежды.

Сердце бьется,

Беспокоясь.

на тебя глядит с надеждой,

Что еще успеем

В лето

На последней электричке.

И откажемся

От света,

что еще не стал привычкой.

Ю. Соловьева

Ей снился сон.

Дом на горе. Она снова видела этот дом на горе. Всегда одинаковый. Очень старый, но довольно крепкий. Снаружи он казался одноэтажным, но Она-то знала, что это не так. Внутри дом не был ни маленьким, ни старым. Ей случалось блуждать в его лабиринтах не раз, и всегда находилась какая-нибудь комната, в которой она еще не бывала. Меж лопаток пробежал холодок. Почему она снова здесь? Зачем? Каждый раз, когда она оказывалась там, вскоре случалось что-то плохое.

Хорошо, что снаружи в этот дом было невозможно попасть. Сколько ни бежала Она в гору, подняться на вершину ей не удалось ни разу: и вершина и дом были неприступны. У него не было дверей. И окна были закрыты наглухо. И все-таки иногда дом начинал неумолимо приближаться, хотя Она не делала ни шагу в его сторону. Да, только так. Дом приближался к ней сам – так она оказывалась рядом с ним. И сейчас Она снова почувствовала это приближение. Стало так страшно, что захотелось закричать. Она повернулась к нему спиной и побежала прочь, что есть духу.

Ей очень повезло, что в этот раз ее ноги не налились свинцом и не путались в густой траве. Она бежала быстро, и ветер свистел в ушах. Она бежала, задыхаясь, всхлипывая и размазывая слезы по щекам. Ужас гнал ее, не позволяя остановиться и оглянуться.

Вскоре показались первые каменные строения – высотки на окраине города, новый, только строящийся микрорайон. Она повернула за угол ближайшего из домов и побежала, петляя дворами, боясь, что гора поглотит эти блочные многоэтажки и притащит ее к старому дому. Во дворах бегали дети, скрипели качели, бабульки уютно расположились на лавочках возле подъездов и мамаши чинно катили по дорожкам колясочки с младенцами. Это казалось таким правильным, таким настоящим, таким незыблемым. Казалось. Но Она-то знала, что все это может в любой момент поглотить гора. Поэтому она не расслабилась и не остановилась до тех пор, пока внезапно не уткнулась с разбегу в упругую грудь. Сильные руки обхватили ее плечи, и светлые волосы скользнули по ее щеке:

- Что с тобой? – спросил Он нежно. Она подняла глаза и захлебнулась сиянием его глаз. Как объяснить свою панику, Она не знала, поэтому только улыбнулась растерянно и отвела глаза. Он подул на ее волосы, и страх улетучился. Дети и качели, и бабульки, и мамочки стали действительно настоящими и незыблемыми. Небо было синим и безоблачным, солнце сияло по-летнему, мир благоухал и искрился бабочками и одуванчиками.

Шли, держась за руки, и молчали. Страха не было, но тень его тяжелым камнем придавила сердце. Она никак не могла решиться снова поднять глаза, снова встретить его серо-голубой взгляд. Чувствовала, что Он смотрит на нее вопросительно, но не понимала, как объяснить то, что творится в ее душе, то, что гнетет и тревожит. Она безуспешно пыталась проглотить горячий горький ком, застрявший в горле. Слезы навернулись на глаза и большими тяжелыми каплями покатились по щекам.

- Послушай, так нельзя, - сказал Он,- объясни, что с тобой происходит.

- Мне страшно.

- Почему?

- Потому что случится что-то плохое. Скоро. Со мной или с тобой, или с нами…

- С чего ты взяла?

- Я видела дом на горе.

- Дом на горе? И что?

- Это плохо. Это всегда плохо.

Она пошатнулась. Ноги больше не слушались ее. Он подхватил ее на руки, сел на ближайшую лавочку, стоявшую в тени двух деревьев, и усадил ее к себе на колени. Она положила голову ему на плечо, и Он начал ласково гладить ее по волосам.

- Какие глупости! – говорил он, улыбаясь, - Дом на горе. Мало ли гор и домов. Смотри, сколько вокруг. Смотри: в каждом окошке – жизнь. Занавески, кошки, цветочки. Ну, что ты, не плачь.

Он нежно взял ее за подбородок и поднял ее голову так, чтоб Она не могла отвести взгляда, заглянул ей в глаза, улыбаясь, и тихонько поцеловал в горячую слезинку, катившуюся по щеке. Потом с видом вдохновенного художника стал пальцем рисовать на ее лице узоры. Чуть отстраняясь, любовался своим «произведением». Легкие прикосновения приятно щекотали кожу. Горечь потихоньку оставляла ее душу. В мир возвращались краски. Слух снова улавливал шелест листьев, пенье птиц и шум машин, мчавшихся по проспекту, скрытому домами. Она попыталась улыбнуться и оглядеться вокруг. И тут она увидела другой дом. Этот дом она тоже хорошо знала. Сколько раз, скрываясь во сне от погони, она ныряла в этот подъезд и бежала по коридору, открывая дверь за дверью. Выглядел этот дом всегда по-разному, но Она узнавала его всегда. Это было ее убежище от невзгод и опасностей. Тихонько засмеявшись, она легко спрыгнула с его коленей, взяла его за руку и сказала: «Пойдем».

Она скользила по коридорам, открывая двери, поворачивая, поднимаясь и спускаясь по лестницам. Он шел следом за ней. Его теплая ладонь в ее руке успокаивала и придавала уверенности. В этом доме ей был знаком каждый переход и каждая комната, но интересна ей была только одна, похожая на радиорубку. Чтобы попасть туда, надо было пройти тайными переходами и забраться на крышу, минуя чердак.

Люк с грохотом открылся, и свежий воздух лизнул ее лицо, ветер засвистел, подвывая. Они выбрались наружу и сощурились от слишком яркого солнца, обрушившегося на них потоком лучей. Взявшись за руки, они шли по крыше. Ему захотелось осмотреться, и Он подошел к самому краю. Ветер растрепал его золотые длинные волосы, и они взметнулись костром над его головой. Она подошла к нему, посмотрела вдаль и в ужасе попятилась, побледнев.