Страница 8 из 18
– Надолго ты в тайгу?
– Пока не знаю. Поеду, освоюсь, поживу, а как будет оказия – приеду к вам.
– Когда в путь?
– Вот, завтра и поеду…
– Баню затоплю тогда, – сказала Марья. – Ты побудь дома, пока я воды натаскаю.
– Хорошо, Марьюшка. Ты только воды нанеси, а остальное я сам…
Марья вышла из дома, оставив Никодима с детьми. «Хорошая женщина», – подумал он, тяжело вздохнув. Но вот не выходит из головы Никодима милая Ликин. Стремительно ворвавшись в тихую жизнь мужчины и оставив след в сердце, а в руках ребенка, исчезла в неизвестном направлении. Несмотря на то, что Никодим искал и не нашел следов, душа подсказывала: «Она жива!» – поэтому он не оставлял надежды ее найти. А Марья? А что Марья?! Кормилица Сереженьки, без сомнения, хорошая женщина: молода, умна и красива. Есть у нее хозяйственная жилка, домовитость и основательность. Но нет той необъяснимой прелести и страсти, что заставило бы учащенно биться сердце казака. Бывало, Ликин улыбнется и посмотрит раскосыми глазами или просто пройдет мимо, задев лишь дуновением ветерка, а у Никодима сердце выпрыгивает из груди.
Марья пришла со двора раскрасневшаяся, запыхавшаяся, но со счастливой улыбкой. От былой грусти не осталось и следа.
– Все! Я уже и затопила. Тебе ничего не надо делать, Никодим. Разве что дров немного наколоть…
Мужчина обрадованно вскочил, лишь бы чем занять себя. Иначе от этих мыслей с ума сойдешь, особенно, когда Марья каждый раз вглядывается в его глаза с надеждой.
– Ххык! – и тяжелый металл топора опускается на березовый чурбан, раскалывая его пополам.
– Ххык! – и мысли улетают прочь, оставляя лишь действие.
Взять чурбан из кучи, поставить на колоду, поднять топор, расколоть…
– Ххык! Ххык! Ххык!
– Ххык! – и… инструмент застревает.
Мужчина поднимает топор вместе с чурбаном над головой и, развернув обухом вниз, с силой ударяет об колоду – поленья разлетаются в стороны. Так… Снова берет чурбан из кучи, ставит на колоду, поднимает топор…
– Ххык! – прочь ненужные мысли.
– Ххык! – прочь сомнения.
– Ххык! – прочь преграды.
– Ххык! Ххык! Ххык!
Через несколько часов усталый, но довольный, Никодим сидит на колоде, попивая холодный квас. Вышел пару чурбаков для бани расколоть, а переколол все напиленные дрова, да еще и в поленницу сложил. Останавливался лишь квасу глотнуть, что выносила Марья. Она не стала прерывать его труд – хуже этого нет, особенно когда видишь, что мужчина работает в удовольствие. Только из окна наблюдала, как он колет дрова. Как бугрятся мускулы на спине и руках, перекатываясь при каждом движении, вызывая в сердце женщины сладкую истому.
В баню Никодим пошел в одном исподнем, закинув на шею большое льняное полотенце.
– Ооо… Ух, ты… – воскликнул мужчина, зайдя в баню. – Тут уши в трубочку сворачиваются от жары… Хорошо натопила, Марьюшка.
Никодим подкинул еще воды из ковшика на камни. От них с шипением вырвался пар, обволакивая тело приятным жаром. Мужчина лег на полок и, растянув ноги на всю длину, закрыл глаза. Он всеми фибрами чувствовал как банный жар, проникая вглубь тела, пробуждает уснувшие внутренние волокна – процесс банного перерождения был запущен. Через некоторое время он облился холодной водой и вышел в предбанник отдышаться и попить квасу.
Во второй раз в парилку зашел уже с веником. Березовый веник ожидал своего череда в предбаннике: запаренный, облитый холодной водой и завернутый в чистую холщовую тряпку. Зайдя в парилку, Никодим опустил его в кадку с горячей водой, тут же вытащил и, встряхнув, полез на полок. Прямо оттуда подкинул воды на камни и начал париться. Сначала прошелся по коже едва касаясь и поглаживая, затем легкими движениями нагнал на тело горячий воздух. Снова подкинул воды на камни и, дождавшись, когда пар растечется по потолку, стал, покрякивая, хлестать себя… Вволю напарившись, облился водой и вышел отдохнуть, попил квасу, посидел и прислушался к организму: «Есть еще силы?! Просит еще?!» Похоже, что надо…
Зайдя в парилку, поддал пару и снова полез на полок. Но начать повторный процесс приятного самоистязания с помощью веника не удалось. Скрипнула дверь и в проеме показалось дебелое обнаженное женское тело…
Глава 5. В тайгу
– Государь Император в видах скорейшего восстановления дружественных соседских отношений к Китаю соизволил решить не присоединять какой-либо части Китая к русским владениям… – сказал генерал-лейтенант Грибский. – Моя миссия исчерпана. Хотя покидаю Благовещенск с тяжелым сердцем, но совесть моя чиста – я лишь выполнял приказы военного министра.
Выступление бывшего губернатора Благовещенска перед членами Дворянского собрания губернии было коротким, но встречено овациями. Все события короткой войны с Китаем нашли отклик в сердцах присутствующих. И не только присутствующих, но и всего населения, кроме китайцев.
Подойдя к роскошному конному экипажу, запряженному молодыми ухоженными лошадьми, Грибский, прежде чем сесть, задержался возле рослого мужчины с усами, одетого в новенький мундир губернского секретаря Корпуса лесничих9.
– Ну что, Никодим! Благодарю тебя за службу! Ты славно служил мне.
– Рад был стараться, ваше высокопревосходительство!
– Надеюсь, в лесном департаменте не посрамишь честь мундира. Ведь я за тебя поручился. Труд лесного кондуктора трудный – его получают настоящие знатоки и ценители леса. Отдавай все свое умение и душу этому благородному и мирному делу. Ты знаешь, что за упорство, трудолюбие, выносливость и твердость духа лесных кондукторов называют «лесными подшипниками»?!
– Буду одним из таких «подшипников», ваше высокопревосходительство! – сказал Никодим, выпятив грудь. – Благодарствуйте за доверие!
Бывший губернатор потрепал Никодима по плечу и сел в экипаж.
– Трогай!
Губернский секретарь опустил руку от козырька. Роскошный экипаж покачиваясь на рессорах удалялся, оставляя за собой клубы пыли.
Сборы Никодима были скорыми. Имущества он за время службы у губернатора не нажил. Кроме подаренной губернатором лошади, ничего и не было. Правда, были кое-какие сбережения. Все жалованье, получаемое от службы, он относил в местный банк. Ведь жил на казенных харчах, а для себя ему ничего и не нужно было. До некоторых пор…
Навьючив лошадь продуктами и предметами первой необходимости, Никодим пустился в путь. Губернский лесничий проводил его до начала вверенного участка и, вкратце объяснив обязанности, засобирался обратно.
– Двигайся по этой просеке и не ошибёшься, – сказал он махнув рукой. – Она приведёт тебя к избе.
Лесная изба была расположена в удивительно красивом месте. Огромная поляна полукругом огибая дом, словно держала его в объятиях с помощью растущих по краю деревьев. По правой стороне поляны, делая изгиб, протекал небольшой ручей. Ниже по течению была устроена запруда, то ли бобрами, то ли прежним хозяином – это он решил выяснить позже. Из окон избы, примыкающей задней стороной непосредственно к лесу, открывался потрясающий вид на закат. Благодаря тому, что лес, начиная с конца поляны, находился ниже уровня дома из-за крутого склона, почти весь участок, вверенный Никодиму, был как на ладони. Зелёный покров леса тянулся до самого горизонта, окрашенного оранжево-красным закатом на безоблачном небе.
Первым делом, помощник лесничего принялся за обустройство своего жилья и быта. Вычистил дом от хлама, оставленного прежним жильцом, отмыл, отскрёб до черна закопченные стены и потолок, занёс свой скарб, отремонтировал топчан, поправил входную дверь… Затем подготовил место в сарае для лошади. А ее пустил кормиться – в загоне росла трава по колено. Здесь не было хозяина несколько месяцев.
Пока возился наведением порядка в хозяйстве, наступили сумерки. Наскоро наварив кашу и вскипятив чай, Никодим поужинал и улёгся спать.
9
Гражданский классный чин в царской России. Для присвоения чина губернского секретаря необязательно было быть дворянином.