Страница 7 из 18
– Но ведь не мы начали эту войну, уважаемый! – воскликнул кто-то из казаков.
– Да, в войне прав тот, кто побеждает, – сказал старик. – Но не ждите, что вам здесь рады… Никто вам не поможет.
Казаки, подкрепившись в местной харчевне, выехали из Сахаляна в сторону Айгунь.
– А знаете, как по-китайски звучит Айгунь? – спросил давешний казак по имени Павел, знающий местный диалект, что разговаривал со стариком на рынке.
– …?
– Ай…!
– Что? Как? Повтори!
Павел повторил известное слово из трёх букв. Дружный хохот разорвал тишину просёлочной дороги, напугав птиц на ближайших деревьях. Они вспорхнули темной тучей и исчезли за кронами.
– А чего ж тогда Айгунем называют?
– Это ещё пятьдесят лет назад назад дипломаты закрепили во время подписания Айгунского договора, чтобы для русского слуха по благозвучнее было… Это ещё что, а вот знаете как будет слово…
Казаки, развлекаясь звучанием иных китайских слов, продолжили путь. До посёлка Ай… Айгунь было ещё тридцать вёрст. Дорога пролегала через тайгу. В одном из развилок на них напали хунхузы. Но казаки были наготове – с первыми выстрелами нырнули вниз и открыли ответный огонь из-под брюх лошадей. В результате боя были убиты и ранены три лошади. Раненых лошадей пришлось пристрелить, но в качестве трофеев им достались низкорослые крепкие маньчжурское кони. Хунхузы, потеряв бою половину своих товарищей, исчезли в тайге. Оружие у убитых разбойников были старого образца, поэтому из разобрали и привели в негодность. Дальше продолжили путь с большей осторожностью. Из числа казаков потерь не было.
Перед прибытием в Айгунь десятка Никодима подверглась ещё одному обстрелу. Но так как стрельбу хунхузы вели издалека, а это были они, урона казакам не было. Никодим решил не отвлекаться на эту группу разбойников, а продолжить путь. Они проезжали через небольшие селения, но грабить и жечь дома мирных жителей младший урядник не разрешил – им ещё возвращаться по этой дороге. И не только поэтому – не лежала душа поступать так подло с ни в чем неповинными людьми.
Глава 4. Марья и Никодим
Воскресное богослужение местный батюшка открыл проповедью во славу русского оружия. Марья стояла среди прихожан, разыскивая глазами Никодима – давеча снова обещал прийти.
– Отче наш, Иже еси на небесех! Да святится имя Твое, да приидет Царствие Твое, да будет воля Твоя, яко на небеси и на земли. Хлеб наш насущный даждь нам днесь; и остави нам долги наша, якоже и мы оставляем должником нашим; и не введи нас во искушение, но избави нас от лукаваго…
«Интересно, нашёл он свою Ликин? – с небольшой ноткой ревности подумала женщина.» Что скрывать – нравился Никодим Марье. С некоторых пор стала нетерпением ожидать его прихода.
– …Бог избрал немудрое мира, говорит апостол, чтобы посрамить мудрых, и немощное мира избрал Бог, чтобы посрамить сильное; и незнатное мира и уничиженное и ничего не значащее избрал Бог, чтобы упразднить значащее, – для того, чтобы никакая плоть не хвалилась пред Богом…
Сегодня уже два месяца, как Никодим принёс в руках корзину с ребёнком в дом Марьи. И все это время он ходит на китайскую сторону в поисках своей Ликин. И на что она ему?! Этих мужчин не поймёшь, всегда ищут несуществующего счастья, не видя, что происходит под носом.
– … Без жертвы невозможно угодить Богу и спастись, и, может быть, еще и по этой причине Бог попускает на земле войны, болезни и прочие испытания. Ведь на войне люди поставлены в такие условия, что часто бывают вынуждены жертвовать собой ради других, тогда как в мирное время они ничего такого никогда бы не сделали…8
Марья, наконец, разглядела среди прихожан большую фигуру Никодима. Поймав взгляд женщины, мужчина улыбнулся и кивнул. Он за последние дни еще больше окреп, загорел, но немного осунулся. Дают знать заботы, которые он взвалил на себя. Это был уже не тот медлительный Никодим, раздобревший на спокойной и сытной службе у губернатора. Сейчас на Марью смотрел усатый казак с сильным, жестким и волевым лицом, что бывает у людей, побывавших на войне и смотревших смерти в глаза.
Никодим вышел из церкви, подождал Марью и, тепло поздоровавшись, они пошли по улице. Дома их ждала Глашина дочка Фрося с детьми. Так и пошли рядышком, не обращая внимания на заинтересованные взгляды сельчан: Марья беззаботно размахивая концом платка, а Никодим – ведя лошадь за узду. Посторонний человек мог бы подумать, что это возвращается казак со своей супружницей с воскресной службы.
Дойдя до дома, Никодим, первым делом, пошёл посмотреть на Сереженьку.
– Ну что, сокол ясный, растём?! О, какой мы теперь большой стали! Улыбаться умеем! А зубы-то где? Нет зубов? Ну, ничего, это дело наживное…
– Марьюшка, а он хорошо кушает? – спросил мужчина разогнувшись. – Не капризничает?
– Сереженька у нас мальчик не капризный. Серьезный, я бы сказала. Он всеми силами старается быстрее вырасти. Будто спешит куда.
– Куда спешит? Известное дело, куда! – воскликнул Никодим. И сам же ответил: – Ко мне!
Марья рассмеялась – ей было душевно в компании этого мужчины. Но следующие слова Никодима заставили ее расстроиться.
– Марья, мне скоро предстоит уехать. Часто не смогу теперь приезжать. Вот я думаю: может мне Сереженьку с собой забрать?! Авось найду там кормилицу…
– А чем я тебя не устраиваю? – вскинулась Марья. – Не отдам я тебе сыночка. Куда ты собрался? Опять искать свою Ликин?
– Нет, Ликин, пожалуй, я не найду уже… Нет никаких следов.
Дело в другом. Нашего губернатора отправляют в отставку. Не понравилось Государь Императору, как он дело повёл с китайцами. Вот, решил меня облагодетельствовать новой службой перед отъездом из Благовещенска. Рекомендовал меня в лесную службу помощником лесничего. Звание унтер-офицера пожаловал и жалованье неплохое. Теперь мое жильё будет вдалеке – участок находится в ста верстах отсюда. Я подумал, что тебе тяжело будет с двумя детьми одной…
После этих слов в глазах Марьи вспыхнула надежда, но Никодим продолжил:
– Я говорю: может я заберу Сереженьку-то?!
– Не отдам мальчика! – воскликнула со злостью Марья. – Что хочешь делай!
– Ну, ладно, ладно… – сказал примирительно Никодим. – Я же так… чтобы тебе ношу облегчить.
– Не тяжела ноша. Справлюсь как-нибудь.
– Марьюшка, сердце мое, не обижайся. Не могу я тебя забрать. Там же тайга, лес. За сто вёрст человеческого жилья не найдёшь.
– А я и не напрашиваюсь! – сказала Марья успокаиваясь. – Значит, хотел в свою «тьмутаракань» Сереженьку нашего забрать?! Нет уж! Пусть здесь живет… нечего ему в таком крошечном возрасте по лесам шастать! Мы с тобой договаривались вначале, что до четырехлетнего возраста думать не смей забирать его!
– Хорошо, Марьюшка! – прогудел басом Никодим. – Только не злись! Полдень уже – может покормишь казака?!
Марья всплеснула руками и засуетилась, забегала, приговаривая:
– Вот дурья башка! Вот дурная баба… Прости, господи! Сейчас, сейчас…
Сноровисто вытащила любимый чугунок из остывшей печи – долго держит тепло – сбегала в погреб за разносолами, нарвала с огорода зелени и, спустя небольшое время, стол ломился яствами. Тут был и квас ядреный, были и морковные пирожки, малосольные огурчики, и сало нарезанное тонкими пластами; кроме того: наваристый борщ со сметаной, рыба запечённая и каша из полбы – на то и воскресенье, чтобы угощаться.
Никодим взял большой кусок хлеба, положил сверху пласты сала, откусил, затем отправил в рот дольку чеснока, пожевал и погрузил ложку в тарелку с борщом…
– Ммм… Вкусно как, Марьюшка! Язык можно проглотить. Давно я не едывал такого борща.
– Кушай, Никодим! – сказала Марья. – Вон ещё огурчиков малосольных бери! Грибочки! Лучок зелёный!
Она сидела напротив и, подперев ладонями щеки, любовалась тем, как аппетитно кушает мужчина в ее доме. Надоело уже готовить только для себя. Вот настоящее счастье – дети, муж… мужчина – тихое семейное счастье. Только вот мужчина собрался уехать.
8
Из проповеди священника Ионна Павлова. «В начале было слово. Сто избранных проповедей.»