Время ведьм

Глава 11. Недостаток воображения.

3-е, месяца листопада, года 387 от основания Белокнежева.

Крогенпорт.

Догоревшая до середины свеча маленьким, но ровным огоньком освещала небольшую комнату, насквозь пропитавшуюся травяным ароматом. Цветочными горшками была уставлена большая половина комнаты, остальное пространство же занимали разнокалиберные бутылочки, банки и пузырьки. Посреди комнаты на табурете восседала скрючившаяся в три погибели бабка Клава и жалостливо охала, зажмурив глаза. Стоявшая позади нее Урсула тоже прикрыла глаза и сосредоточилась на ощущениях в кончиках пальцев, которыми она медленно водила вдоль спины бабки. При этом она, как обычно, что-то неразборчиво бормотала себе под нос – это и ей помогало сконцентрироваться, и пациентов отвлекало. Дойдя до третьего куплета уличной песенки про одноногую Клаву (выбранную вовсе не в пику бабке, на счастье, глуховатой, а по причине навязчивости мелодии), Урсула, наконец, почувствовала лёгкое покалывание, указывающее на источник боли. Так, теперь ухватить это ощущение покрепче, размотать его, как клубок, да растрясти. Ну, ещё чуть-чуть...

– Ох ты ж, – запричитала бабка, пытаясь заглянуть себе то через левое, то через правое плечо, – а ить, кажись, помогло! 'от спасибо тебе деточка, с того свету вытащила!

Бабка, конечно, преувеличивала: всего-то мышцу потянула, когда в огороде копалась, хотя, судя по стонам, с которыми она ввалилась к Урсуле, можно было подумать, что Клавдия и правда собиралась на тот свет.

– Хорошая ты девка, милая, – бабка потянулась всем телом и сделала пару наклонов. Сорнякам на ее огороде явно недолго расти оставалось, – мужика тебе надо только!

Урсула улыбнулась, но ничего не ответила. Бабка Клава была известной в округе сводницей.

– Вот тебе деточка, в знак благодарности, – бабка протянула двухлитровую банку с вареньем.

«Смородиновое, – определила Урсула. – Спину прихватило, а банку все ж дотащила… Или она у нее всегда с собой?»

– Ты смотри, долго-то не задерживайся, – напутствовала ее Клавдия, бодро семеня к двери. – По темноте-то ходить опасно, люди лихие вокруг. Это я, старая, никому не нужна, а ты ж – молодая да ладная.

Урсула попрощалась с бабкой и закрыла за ней дверь. Насчёт «ладной» старушка приукрасила – невыразительные черты лица девушки редко привлекали противоположный пол. Глаза слишком близко посажены, рот маленький, а нос, наоборот, большой. Урсула вздохнула, мельком глянув на себя в тусклое зеркало, и вернулась к рабочему столу. Надо было ещё с мазью от ожогов закончить, чтоб настояться за ночь успела.

Свеча почти догорела, когда Урсула, наконец, заперла маленькую клинику и, поплотнее закутавшись в плащ, зашагала по темным улицам Крогенпорта. Клинику держал один целитель, из чародеев, разумеется. Лекарка Урсула же работала его помощницей: больных успокоить, инструменты подать, лекарство отмерить, ну и что по мелочи – ссадину, там, обработать, или похмелье снять…

Лекарка Урсула же работала его помощницей – больных успокоить, инструменты подать, лекарство отмерить, ну и что по мелочи – ссадину, там, обработать, или похмелье снять. Веды за такую работу просят меньше, чем выпускники целительских факультетов, и берутся охотнее.

Закончив с пациентами, чародей уходил домой, а у Урсулы начинался свой прием: все, кто не могли себе позволить услуги целителя, шли к лекарке. Хозяин клиники, конечно, ворчал, но не запрещал, а Урсула никому не отказывала. Услуги ее стоили недорого, и то бедняки предпочитали платить продуктами – тем же вареньем, например. Лекарка не возражала – не для прибыли она этим занималась, да и варенье любила.

Урсула предвкушала, как заварит дома свежего чаю со смородиновым вареньем, и не заметила, как налетела на какого-то позднего прохожего. Извинившись, веда хотела его обойти, но у нее внезапно подогнулись колени, и девушка осела на булыжную мостовую. Холщовая сумка выпала у нее из рук, банка разбилась, и сладкий смородиновый запах коснулся обоняния Урсулы. Она подняла голову, но ничего не увидела – глаза застил кровавый туман. Горло внезапно ожгло, словно она проглотила огонь. Урсула вскинула руку в защитном жесте, но почувствовала, как немеют кончики пальцев. «Дома же кошка, кто ее будет теперь кормить?» – была последняя мысль Урсулы, прежде чем она погрузилась в черноту.

15-е, месяца листопада, года 387 от основания Белокнежева.

Пловдив, столица Белокнежева.

Инквизитор Ваганас сидел за столом в кабинете собственного дома, доставшегося ему в наследство от деда, и, нахмурившись, перечитывал письмо, доставленное этим утром. На первый взгляд повода хмуриться у него не было. Письмо было от старинного друга Мартина Ковальского, с которым они когда-то вместе учились в столичной Академии магических искусств. Несколько лет назад Мартин переехал в Крогенпорт, и друзья с тех пор почти не виделись. Собственно, в письме Мартин выражал сожаление, что Франциско не застал его в свой предыдущий визит в город, и приглашал устроить повторный, дабы «вспомнить былое за кружечкой темного кальварского». Вспомнить былое Франциско был не против (ну разве что за исключением отдельных эпизодов), но уж больно странным был тон письма – сплошные расплывчатые фразы и недомолвки. Общаясь по долгу службы с кардиналом Ионеску, одним и главных интриганов столицы, Франциско научился распознавать неискренность, но увидеть ее в письме от Мартина никак не ожидал. И это тот Мартин, который в ответ на строгий вопрос директора Академии, почему они двое пропустили занятие магистра Зарембы по магическим субстанциям, нимало не смутившись, заявил, что монотонный голос магистра вгоняет в сон, и вообще они решили перейти от теории к практике. За практику ту им досталось отдельно – ну кто же знал, что обычная киноварь, плавильные свойства которой они собирались изучать, и чрезвычайно редкий и дорогой онофрит, который они в итоге расплавили, внешне практически не отличаются?

‍ Франциско усмехнулся и еще раз перечитал письмо, после чего задумчиво затарабанил пальцами по столешнице из мореного дуба. Некромант, ради которого его срочно вызвали из Крогенпорта, казнен, и инквизитора как обычно отпустили в свободное плавание, позволяя ему самому выбирать себе занятие, или же и вовсе отдыхать. Вплоть до следующего особо важного задания его Преосвященства Ионеску или Главного инквизитора, разумеется. А значит, что бы там Мартин не скрывал, он выяснит это на месте.

25-е, месяца листопада, года 387 от основания Белокнежева.

Крогенпорт.

Кружечка темного кальварского превратилась в бутылочку саалинджского виски тридцатилетней выдержки, а на столе своей очереди ждала бутылка знаменитого на весь континент крогенпортского рома «Колодец Закополы».

– Нет, ну вот чего этим бабам нужно, ты скажи, а? – Мартин вопрошающе уставился на Франциско уже слегка расфокусированным взглядом. – Я к ней и так, и эдак, а она все того… никак!

Франциско подцепил с тарелки тонкий ломтик холодной говядины и некоторое время задумчиво его жевал.

– А цветы дарить пробовал?

– Франциско, ну я же не полный идиот! Конечно, пробовал – прям по алфавиту и пошел. Но когда я добрался до бегонии, она почему-то выставила меня на улицу вместе с горшком…

– Знаешь, Мартин, мне кажется, что, когда женщины говорят о цветах, они имеют в виду розы или тюльпаны… И не обязательно в горшках!

– Ну до роз я просто не успел добраться, она же не дала мне шанса! – Мартин возмущенно взмахнул хвостом копченого лосося, который держал в руке.

– Ну хорошо, – вздохнул Франциско, – а что насчет подарков?

– И подарки я ей дарил. Мне раз знакомый рыбак бочку стерляди выкатил, так я ей пару рыбин покрупнее отложил. Нос сморщила!

– Даже представить не могу, друг мой, почему тебе не везет с женщинами, – покачал головой Франциско, заново наполняя бокалы.