Время ведьм

– Капитан! «Морской гад» приближается! Вывесили белый флаг – все по уговору!

Вит поморщился. Еще один плевок в его сторону. У него какая-то «Косатка», а у нее целый «Морской гад»! Ну, погоди же! Кровью умоешься, как миленькая отдашь и команду и корабль, и все грабежами нажитое в придачу! А в остальном... Что там брать у мертвяка? Камень в брюхо – и в море, на съедение тем самым гадам морским.

Не прошло и четверти часа, как в капитанскую каюту вошла крепкая, очень высокая – куда выше Вита! – широкоплечая дама. Волосы, коротко остриженные на морской манер, перетянуты на затылке в куцый хвостик. Мускулистые ноги облегали штаны из плотной парусины, в которые была заправлена свободная белая рубаха с вызывающе развязанной наполовину шнуровкой на бюсте. Однако тот, кто осмеливался заглянуть в святая святых, быстро понимал, что лучше бы сделать вид, что ничего не заметил, ибо на бедре у женщины висела широкая абордажная сабля, на которую Вит всегда смотрел с немым возмущением. Бабе – саблю?! Куда мир катится?! Голову капитанши венчала бандана и широкая черная треуголка, натянутая на самый лоб.

– Ну? – неприветливо спросила она, обнажая в недоброй ухмылке свои знаменитые зубы. Длинные, тонкие и удивительно кривые, они росли во все стороны вопреки логике и здравому смыслу, порождая слухи, что капитанша с самими морскими чудищами в родстве. – Зачем звал, беззубик?

Вит обиженно засопел. Ну да, мало, всего два: правый клык, да левый. Зато крепкие, белые, ровные, и что самое главное – что ни на есть человеческие.

– Дело у меня к тебе, – справившись с обидой, мирно ответил Вит. – Надо бы нам вопрос об островах прояснить. И ребята твои снова на мою территорию влезли. Нехорошо!

– Ребята мои за купцом гнались, – буркнула женщина, снимая треуголку и всей своей массой падая на стул. Тот жалобно заскрипел, но выдержал, – он еще в моих водах был, когда, дурень, убегать от нас вздумал.

– Выпьем? – спросил Вит. Обсуждать дела он не хотел, знал, что это обречено на провал. Тува ухмыльнулась, закидывая ноги на его стол.

– Выпьем. Но по капитанскому обычаю.

Кивнув, пират достал бутылку старого рома с Хассерских островов и большой кубок, отворачиваясь, чтобы откупорить бутылку и наполнить бокал.

– И все же, коли он на мои воды сунулся, купец – мой, – сказал он, чтобы ее отвлечь, сам тем временем быстро выпивая противоядие, а в кубок, вместе с ромом вылил весь пузырек яда. Эх, не спросил у ведьмы, сколько надо! Может и пары капель достаточно бы было, уж больно дорогое зелье! Но много – не мало.

«Подавись, вражина, моими кровными», – мысленно пожелал он, ставя кубок между ними, и, сев, первым взял его за толстую золотую ножку.

– За понимание, капитан! – и одним большим глотком отпил сразу половину, натужно крякая и вытирая пот со лба. Встав, подошел и лично протянул ром Туве.

– За понимание, – поднявшись, насмешливо ответила та, глядя на красное лицо Вита, и безо всякого напряжения выхлебала весь оставшийся ром. – Ну а теперь...

Она замолчала, чувствуя как ее тело наливается огнем, запоздало понимая, что это означает.

– Ром... Отравлен! Ты!!!.. Как ты?!...

И замолчала.

Потому что стоящий напротив нее Вит Два–Зуба налился кровью еще больше, так, что разве что глаза наружу не вылезли! Только чиркни – и загорится!

– Нет! – простонал он. – Противоядие... Обманка! Проклятая ведьма!

– Идиот! – выдохнула Тува, падая к его ногам.

Вит повалился сверху.

В неспокойном море бок о бок стояли два корабля с белыми флагами, намертво сцепленные абордажными крюками.

Ночь с 37–го по 38-е, месяца суховея, года 387 от основания Белокнежева.

Гора Арамор. Третий день Золотой луны.

Всеобщее веселье захватило празднующих, но постепенно близилось к завершению. Уже принесли жертвы – с десяток молодых девок и парней – во славу Дар’Тугу и молодое вино – во славу Вар’Лахии, и вся лесная нечисть начинала постепенно разбредаться кто куда – они, в отличии от наделенных магией существ, не могли надолго покидать родное Чернолесье.

Но и без них оставалось еще очень много гостей.

Шайн все-таки подарила свой обрез сумевшему ее поразить оборотню, с которым встретилась с утра третьего дня – стройному и черноволосому, с широким разворотом звериных плечей, узенькой, почти что девичей, талией и удивительно кривыми короткими ногами. Ру, хихикая, говорила, что только ее сестру мог покорить такой непропорциональный самец, но та лишь отмахивалась. Теперь, как и большая часть гостей, Шайн фланировала по мягким дорожкам совершенно обнаженной, но зато с кубком вина и верной серебристой трубкой, из которой клубился черный дымок. Что такого сделал оборотень, чтобы поразить ее, девушка не говорила, лишь томно вздыхала и, закатывая глаза, каждый раз делала длинную затяжку из трубки, заставляя Ру изнывать от любопытства. Ведьма, что с нее взять!

– Подходи, налетай, того, кто сердцу мил, узнай! Подходи, не дури, на того, кто милее всех сердцу, смотри! – надрывался крошечный, не больше локтя росту, цверг.

– Сколько стоит на милого сердцу взглянуть? – с улыбкой обратилась к нему Рута.

– Златый один и увидишь, кто сей господин! – поклонился ей цверг, уставившись на Руту маленькими черными глазками. Шайн со вздохом выудила из копны волос одну косичку, хитро оплетенную вокруг монеты, и аккуратно распустила ее, вытаскивая золотой. Подумав, достала еще один – ей тоже было любопытно.

– Я первая! – решительно заявила она, вкладывая в крошечную ладошку цверга две золотые монеты. – Показывайте, пан...

– Пан Сковрон. Дайте вашу ручку, госпожа.

Ведьма с любопытством вложила ладонь в его пальчики, почувствовав, как он их сжал. В тот же миг горячее сухое тепло растеклось по венам, и в голове Шайн застучало.

– Закройте глаза.

Она послушно смежила веки, прислушиваясь к собственным ощущениям. Пару мгновений спустя крошечные, но жесткие, будто куриная лапка, пальцы отпустили ее руку.

– Открывайте.

Шайн открыла глаза.

Цверга больше не было. Ей в лицо с улыбкой смотрел молодой, лет двадцати, парень. Волосы его были светлыми, почти белыми и не слишком коротко остриженными, они неровными прядями падали на его лоб. Голубые глаза смотрели необычайно серьезно для столь юного возраста и, несмотря на улыбку, немного грустно. Нос, прямой и ровный, украшала пара веснушек. Широкоплечий и ладный, со стройной талией и крепкими бедрами, он стоял перед нею в одной рубахе. Мгновение, и Шайн почувствовала, как его руки сжимают ее, и опустив взгляд, перевернула их ладонями вверх – всё тут, до самой последней мозоли.

Кровь отхлынула у нее от лица. Точно такой, каким она его и запомнила, даже порток – и тех нет. Девушка открыла рот, но не смогла произнести ни слова помертвевшими губами.

– Шайн? Шайни!!

Очи ведьмы полностью поглотила тьма. В уголке левого глаза показалась одинокая слеза. Она быстро побежала по щеке вниз, оставляя за собой кровавую дорожку. Ру отвесила сестре звонкую пощечину, но это не помогло. Оттолкнув растерявшегося перевертыша, она схватила ее за плечи и начала трясти, а после прижалась лбом к ее лбу и что-то зашептала.

На одно короткое мгновение лицо Руты изменилось: будто бы резко разъехалась в ширину и длину челюсть, сильно, по-волчьи выдаваясь вперед, вырос нос, а глаза черными беспросветными омутами заняли половину лица.

– Анашайра! – резко, с какими-то рычащими, полными муки нотками в голосе позвала она.

И все закончилось. Глаза Шайн медленно позеленели, и она, чуть пошатываясь, сжала плечо сестры.

– Спасибо. Я была уже далеко.

– Не делай так больше! – и добавила, чуть тише. – Не оставляй меня, Шайни.