Время ведьм

Глава 10. Кто сердцу мил.

35-е, месяца суховея, года 387 от основания Белокнежева.

Крогенпорт.

Раз в год, в самом конце месяца суховея, ровно на три дня над Чернолесьем поднималось «Ведьмово солнце» – именно так жители Крогенпорта и окрестных рыбацких деревушек называли ночь восхода желтой, будто наливное яблочко в небесах, луны. В эту ночь матери пораньше зовут детей под защищающую от злобных созданий кровлю родного дома, увитую для этих целей чабрецом и укропом, свитых в тугие плетенки и подвешенных на манер украшения по окнам и дверям: пропусти хоть дюйм – и встанет под окном ведьма, выманит дитё на улицу да унесет на Плешивую Пятку к таким же несчастным, коих в полночь перережут и в котел бросят.

Даже головорезы и продажные девки старались в эту ночь не брать заказов и клиентов, а уж на что народ бесстрашный, готовый удавить да удавиться за лишний медяк!

В Кроген-но-Дуомо трое суток проводились всенощные бдения, где святые отцы и матери без устали молили богов о том, чтобы уберегли многочисленных детей своих от порождений зловредного Дар’Тугу, а инквизиторы с охотниками патрулировали улицы особенно рьяно, вооруженные арбалетами и копьями с золотыми наконечниками – всяк знает, что ведьмы и колдуны в эту ночь до золота дюже охочи! Потому если и брался кто за дело ночное, то оплату брал только серебром, пусть даже этого серебра на целый мешок будет. Добропорядочные же веды: лекарки да знахарки, гадалки да бормотушки, зельеварки да ведуньи, и прочие колдуньи, в эту ночь наглухо запирались в своих домах, а то и вовсе шли в храм, проводя там всю ночь в молитвах, или же за уничтожением запасов успокоительных настоек. Не раз случалось: пропадет у кого ребенок, девка али парень молодой, собирается народ, вилы с мотыгами похватают и идут громить да жечь хату ближайшей веды, чтоб другим неповадно было. Доказывай, не доказывай, что ты на шабаши не летаешь, а сны по ночам глядишь – всё одно. Еще и в бочину стрелу с пером белого журавля – символом Отца всего сущего, всесильного бога Вегетора – при попытке срезать путь, перелетев через чей-нибудь амбар, получить можно. Инквизиторам в эту ночь четкий наказ дан: увидишь летящую колдунью или даже птицу, что к крышам спустилась, – стреляй!

И все же Плешивая Пятка в эти дни никогда пустой не бывает. В Чернолесье по ночам даже птица не кричит, но в эти три ночи зверья в нем видимо-невидимо: волки, змеи, кошки, козлы, дикие свиньи, олени, медведи и всякая погань трудноусмотримая во тьме ночи шастает; со всех окрестностей летят, несут на крыльях и загривках ведьм да колдунов, сопровождают спешащих на пир фавнов и нимф, оборачиваются некромантами и чернокнижниками, приносят в зубах еще живое угощение.

Но и без них гостей хватает: вылезают из болот и озер мавки да русалки; поднимаются из-под одиноких деревцев скелеты и призраки; сбивают молодые сосенки глиняными и каменными лбами тугодумные големы; прибегают с Лихогорья и Дикогорья волколаки и оборотни, а с соседнего с ними Лесогорья приезжают на чудных самодвижущихся повозках цвергские кудесники; прилетают с моря Стратим и Сирин; выходит из разверзающейся земли Ховала; даже сам Аспид–змей – и тот приползает на великий праздник Ведьмова солнца!

Ведьм, разумеется, больше всего. Со всего Белокнежева летят: с гор, с островов, что в Жемчужном море таятся, из самого сердца Чернолесья – деревеньки Нидхёгг, из заброшенных и не очень деревушек, Из столицы белокнежевской – Пловдива, с неспокойного пограничного Бетогора и воинственного Ольштынска, с полного жрецов Рекадана и древнего Несебыра, с провинциального Здруйска, ну и конечно же, из Крогенпорта. А ведь всего-то сотню лет назад хорошо если пара дюжин их племени наберется на праздник, да сами прилетали, зверей–птиц не использовали, боялись, что заприметят. Большая их часть в самом Чернолесье и жила-Здравствовала.

Главное – успеть к горе Арамор до полуночи, когда основное празднество начинается. На мгновение задержишься – и захлопнется неприметная дверка у основания горы, древнями оберегаемая, что ведет в сокрытое от глаз людских место, и останешься наедине со всеми стражами, что без продыху бдят неустанно и рады растерзать любого чужака, что под лапы и зубы подвернется.

В первый день все пристойно и благонравно, большая часть гостей еще собирается, прибывает из дальних краев, а особо ушлые ведьмы чертят круги, водят хороводы, призывая демонов на веселье, да сбраживают лесные ягоды, чтобы на всех пьяного молодого вина хватило. В третий же все по большей части этими самыми ягодами упиты вусмерть и предаются любовным играм, то вдвоем, а то и группами. Самый важный, конечно, второй день: во время него и церемонии благодарственные проходит, и танцы с песнями, и игры веселые, лекции познавательные читают, вина, сластей да угощения вдоволь, и самое начало оргии, когда кавалеры большей частью еще трезвы, а дамы еще не потеряли своих обрезов – длинную полоску ткани, что вокруг бедер крепится, как знак уважения богине, и благонравно, по большей части, прикрывают грудь. Это уж потом они распускают волосы, совсем старые колошки принимают облик самый прекрасный, скидывают с груди полоску ткани, да вокруг ноги крепят – что получше любых слов говорит, что готовы они с нею расстаться. Какой герой лучше всего потрудится, кто наиболее мил да обходителен окажется, тому традиционно обрез и дарят: промеж рогов завязывают, на бедро али на предплечье. У кого к концу третьего дня больше всего таких окажется, удостаивается великой чести на весь следующий год стать полюбовником Верховной, а та, что последней обрез отдала – полюбовницей; их обоих еще спутниками называют. Игра в соблазнение получалась столь веселой и захватывающей, что иные ведьмы утирали слезу умиления, вспоминая собственную дикую молодость.

‍ Надо ли говорить, что этот обычай чрезвычайно не нравился одной скопидомной ведьме, коя считала сущим расточительством сначала покупать дорогую ткань, а потом неизвестно кому ее дарить за то, что лучше всего двигать тазом может.

– Ну не начинай опять! Денег у нас вдоволь, не обеднеем уж от куска ткани!

– А вот и обеднеем! По ширине ткачихи на базаре, не говоря уж о купцах, не обрезают, только по длине выбрать можно, а это ого-го сколько, особенно за дорогую ткань! Так от нее еще и во второй раз на следующий год кусок отрезать нельзя – дурнушками деревенскими сочтут! И куда я потом этот кусок девать буду? Правильно – тебе на прихватки, чтоб им пусто было...

– Зато травушки на этот раз хорошо вышли! Видела свою? Перед – во, зад – во! Красота!

– Видела твои художества. Не знаю, как она умудряется ходить с такой кормой, я бы точно постоянно на зад падала да материлась.

– Ну и травушка твоя тоже того... Падает и матерится. Постоянно.

– Чтоооо?!

– Ну а что ты хотела, она же полностью с тебя слеплена.

– Ах ты... Ведьма!!!

Травушки, или големы из трав, кореньев и прутиков, которым Шайн магически придала иллюзорный облик самих сестер, навесив на них для надежности чуть измененный слепок личин самих себя, надежно прикрывали их во времена Ведьмова солнца. «Экзотическая кухня братьев Драго» работала строго по расписанию, а хозяйки были на удивление приветливы со случайными гостями, не пытаясь никому напакостить или подмешать в еду демьян–травы, которая в нужной комбинации с кровью непрожаренного стейка из молодого козла и несколькими другими ингредиентами надежно превращала людей в оборотней. Жили травушки, правда, недолго, меньше декады, потом начинали ощутимо пованивать гнилой травой да сырой корою, но так надолго ведьмы их и не оставляли.

В отличие от многих ведьм, селившихся на окраинах и в деревушках, в городе, полном церковников, приходилось соблюдать осторожность. Закрыться на эти три дня означало то же самое, что во всеуслышание объявить, что ты ведьма. На главной площади. В торговый день. В лицо отряду инквизиторов.