Время ведьм

Про̀клятые – это, чаще всего люди, которых превратили в оборотней посредством, собственно, проклятия или иного злого колдовства. Они всегда обращаются спонтанно, под воздействием полной луны или сильных эмоций и их звериная ипостась полностью подавляет человеческий разум, из-за чего после обратного оборота проклятые как правило ничего не помнят. Это жестокие, кровожадные существа, в обороте желающие лишь удовлетворять свою страсть к погоне и плотнее набить желудок свежим мясом, не важно какого происхождения. Обычные оборотни считают, что звериная ипостась проклятых «больна». Даже внешне они больше походят на монстра, чем на нормальное животное – нередко с гипертрофированными вздутыми мышцами груди и рук, иногда передвигающихся на задних ногах, подражая человеку. Трансформация про̀клятого чрезвычайно болезненна, и занимает намного больше времени, чем у прирожденного. Однако, в этот момент его не возьмет никакое оружие – бешеная регенерация, которая включается во время трансформации, чтобы про̀клятый не умер от болевого шока, в одно мгновение залечит любую, даже самую смертельную рану. Всегда исключительно одиночки, они считаются крайне опасными и подлежат немедленному истреблению, в том числе и среди своих, поскольку могут заразить своим проклятием не только человека, но и прирожденного оборотня, из-за чего зверь последнего тоже «заболевает» – начинает терять разум, меняться, и из прирожденного превращаться в про̀клятого.

Последних церковники частенько уничижительно зовут недоделками.

Этот недоделок явно был волком. Вернее, волчицей. Лоснящийся черный мех, на котором все еще виднелись влажные ошметки сливочно-белой кожи, наверняка не раз побывавшей в руках заботливого мастера красоты. Сильное поджарое тело бугрится от мышц. Руки и ноги венчают саблевидные когти. Большие уши прижаты к макушке, широкая пасть щерится в оскале. Зверь смотрит совершенно безумными глазами, в которых появляется и тут же истаивает страх. Из пасти его течет слюна, обильная, вонючая. Явный признак жгучего голода. Длинный пушистый хвост безвольно повис – про̀клятый все еще ошарашен трансформацией, но не пройдет нескольких секунд, и…

Припав на передние лапы, зверь прыгнул, целя в незащищенное горло инквизитора. В лицо Франциско ударил жар из пасти оборотня, и в тот же миг мужчина увернулся, разворачиваясь вокруг своей оси, и взрезая бок волчицы мечом. Молодой зверь, глупый. Куда ему до инквизиторского опыта?

Клацнув зубами, волчица встала у стены, глядя на инквизитора голодным взглядом. Шерсть на ее боку пропиталась кровью, но вниз не упало ни капли. Сейчас пытаться ее ранить все равно что рубить воду. Нужно либо бить наверняка, либо уворачиваться, пока отголоски оборота перестанут играть в крови про̀клятой и ее регенерация ослабнет. Франциско догадывался, что она ощущает сейчас борьбу двух извечных инстинктов, что довлеют над любым зверем: насыщения и самосохранения.

Насыщение победило.

Нельзя недооценивать противника. Вот и Франциско, расслабившись, когда оборотень вновь бросилась в лобовую, готов был увернуться и поднырнув под мягкий живот, вспороть зверю брюхо, когда та, не добежав до него, по-лисьи извернулась, взмахнув длинным хвостом, и вцепилась Франциско в бок, мгновенно рванув на себя плоть, норовя оторвать от инквизитора сладкий кусочек. Дублет защитил от неизбежного, но острые зубы оборотня пропороли его насквозь. Заорав, инквизитор выхватил из-за пояса кинжал и ударил волчицу в глаз, проклиная Стоявшего столбом Зембицкого. Взвизгнув, Йоанна отшатнулась от удара, выпуская добычу, и Франциско не мешкая одним мощным ударом, отсек когтистую лапу. Волчица взвыла, неуклюже поскальзываясь в луже быстро растекающейся лужи крови, и удобно подставляя горло под казнящую руку. Франциско занес меч…

– Не убивай ее! – Голос Зембицкого на мгновение сбил его с толку, и он замешкался, за что мгновенно был наказан мощным ударом пока еще целой лапы. Отлетев, Франциско успел сгруппироваться, и приземлиться на четвереньки, проехавшись по полу до противоположной стены.

– Не помогаешь, так не мешай! – Не хуже зверя прорычал он, бросая короткий взгляд на второго инквизитора, который убрав меч, схватил простыню, скручивая ее на манер жгута. Неизвестно когда появившиеся в комнате охранитель и кухарка, стояли на пороге, разинув от удивления рты. – Все вон!

– Ты! Принеси веревку, живо! И унеси обморочную! – Крикнул охранителю Зембицкий, и он, подхватив под мышки сползающую по стене кухарку, бросился вниз по лестнице. – Ее нужно связать. Нельзя убивать эту волчицу!!

– Ополоумел?!

– Она дочь архичародея!

– Я подчиняюсь лишь инквизиции!

– Ослушаешься, и он тебя сгноит! – И видя, что это не возымело на инквизитора никакого успеха, заорал. – Проклятье, Ваганас! Она же беременна!

Не обращая внимания на людскую перепалку, боль и кровь, зверь снова бросился. Выругавшись на не к месту расчетливого инквизитора, Франциско дождался, когда Йоанна окажется совсем близко, и бросился вперед, на волчицу, перед самым столкновением, припадая на колени. Лицо ожгло смрадное дыхание волчьей пасти, клацнувшей повыше уха, и он увернулся от захвата, после чего коротким замахом отрубил зверю вторую лапу.

У оборотня ни осталось и шанса. Она все еще пыталась встать, когда Франциско деловито, и каким-то мрачным удовлетворением, отрубил оборотню оставшиеся конечности, и пока та не успела опомниться, встал коленями на грудь волчице, накрепко стягивая пасть ремнем, оставляя с визгом и скулежом трепыхаться на полу подобно вытащенной из пруда рыбе. С обычным оборотнем бы не прокатило, но пани Йоанна ослаблена и измучена оборотом, когда придет в себя, ремень уже заменят серебряные цепи. Раны – мелочи, отрастут за день, регенерация у про̀клятых такая, что не снилась иной нечисти. Вон уже и кровь перестала литься, а места среза прямо на глазах затягивает розоватой мембраной.

Он слез с волчицы, отстраненно наблюдая за тем, как Зембицкий перетягивает веревками ее тело. Оборотня нужно было как-то транспортировать, а для этого спустить со второго этажа по крутой лестнице.

– Приготовьте телегу, – приказал он бледному охранителю.

– Но…

– Живо.

Франциско не повышал голоса, но того как ветром сдуло. Инквизитор наклонился, подхватывая край занавеси и вытирая меч. Кровь на доброй стали уже начала чернеть, еще немного, и с чисткой придется серьезно повозиться. Бок горел огнем, но серьезных ран нет и до лакомых внутренностей оборотень, к счастью, не добралась. Глубокие царапины, ерунда. Обработать и забыть.

– Значит, это она убила своего мужа? – Подал голос Зембицкий.

– Это наиболее вероятно.

Коллега возвел очи горе на такое занудство, но вместо этого, зачем-то сказал иное.

– Она говорила, что ей снился муж. Приходил в кошмарах… И что же, она его сожрала? Даже кости?

– Посмотрим, что чародеи найдут у нее в желудке. Прошло много времени, но если она питается человечиной, будет ясно.

– Вот и женись после этого. Не ублажишь жинку, и…

Не отвечая, и больше не слушая, Франциско кинул меч в ножны, и развернувшись, покинул дом.

Находиться в нем было тошно.

35-е, месяца грозец, года 387 от основания Белокнежева.

Крогенпорт. Утро.

Зембицкий нашел его у самых ворот. Франциско проверял подпругу, искоса наблюдая за тем, как двое стражников, размахивая служебными пиками, пытались выяснить сколько брать за вывоз особо уникального зверочеловека, а именно, оборотня обыкновенного, Lupinotuum Ordinarius. Четкого тарифа на оного не существовало, и потому бравые защитники городских стен сцепились не на жизнь, а на смерть, споря, брать ли как за вывоз животного или же человека, а может сложить две суммы да надвое поделить и столько взять, чтобы никому обидно не было. Похоже, они не столь заботились о плате, сколько получали удовольствие от самого предмета спора.