Время ведьм

– Мне передали, вас мучают кошмары? – проигнорировав Зембицкого, сел в кресло Франциско, доставая грифель и толстую книжицу, в которой имел обыкновение вести записи.

– Чт.. Да, – Йоанна сглотнула, и отвела взгляд, не обратив внимания на грубость инквизитора.

– Что вам снится?

– Они бессвязны, инквизитор. Но иногда... Иногда я вижу своего мужа, в жутких... Жутких образах.

– Расскажите о дне, когда вы в последний раз видели своего супруга, – записав что-то, спросил Франциско.

– Это был вечер, – Йоанна наморщила выбеленный лоб. – В конце сенокоса месяца, мм.. Тридцать второго. Он пришел из академии, наскоро отужинал, сказал, что у него много работы в лаборатории, и чтобы я его не ждала, после чего ушел. Больше я его не видела.

– Он вел себя странно или необычно?

– Был излишне воодушевлен, я бы сказала. Но ничего необычного в том не было.

– Почему же?

– Ах, Якуб вечно что-то выдумывал в своей лаборатории, – махнула рукой пани Конопка. – Мечтал создать философский камень. Ну, может слышали ту хохму про вечную жизнь, если камень этот в вине пополощешь? Его каждую декаду по два раза осеняло как такой создать.

– Были успехи? – Заинтересовался Зембицкий, наблюдая за тем, как в дверь входит сухопарая женщина с полным подносом, и сноровисто расставляет перед гостями чашки. Дождавшись, пока она их наполнит, пани Конопка взяла одну. Ее примеру поспешно последовал и Урлик.

– Нет, насколько я знаю. Да вы наверняка и сами видели его записи, когда обыскивали лабораторию?

– Имя Марта Холева вам о чем-нибудь говорит? – Вновь привлек к себе внимание Франциско. Чай он проигнорировал.

– Нет, – Йоанна дернула плечом, будто собиралась пожать им, но передумала, и отвела взгляд в сторону, нервно постучав аккуратным ногтем по чашке.

– Уверены?

– Вполне.

– Известно ли вам, что ваш муж преследовал панну Холеву, добиваясь ее расположения?

– Чушь! Вздор! – Вспыхнула Йоанна. – Он не…

– Вы знали, что двенадцатого сенокоса этого года, пан Конопка выезжал в деревню Кротошин, где проживает семья данной панны, и убедил ее жениха разорвать помолвку?

– Что? Нет. Нет, зачем ему это?

– Вы знали, что в вечер своей смерти ваш муж виделся с Холевой? Как сообщает сторож, она убегала из его кабинета взмыленная и с беспорядком в одежде.

– Ваганас, полегче… – Начал было Зембицкий, но Франциско его уже не слушал.

– Вы утверждаете, что ни сном ни духом не знали, что ваш супруг довольно продолжительное время уделял недвусмысленное внимание своей студентке, о чем знали буквально, я подчеркиваю – буквально, все в академии?!

– Это ложь! – Вскочила пани Конопка. На ее лице заиграли желваки, руки непроизвольно сжались в кулаки, она зло смотрела на Франциско. Забытая чашка упала на пол, разливая ароматный напиток, но не была удостоена и доли внимания.

– Я считаю, что вы знали, пани Йоанна! Знали, что ваш муж строит шашни на стороне, и не стали этого терпеть! Я навел о вас справки – первая дочь знаменитого пэра Пагуба Елита-замойского, бессменного ректора академии чародейских наук, выданная замуж по договору, за человека ниже себя по положению. И такие браки бывают удачны, если публично не унижать супруга…

– Заткнись! – Завизжала женщина, и одновременно с ней к Франциско подскочил Зембицкий.

– Вы окончательно потеряли разум, Ваганас!? – Заорал он, хватая его за грудки. – Да вы знаете, что нам устроит…

Договорить он не успел. Визг Йоанны перешел в ультразвук, женщина согнулась пополам, а после упала на четвереньки. Хрупкое тело били конвульсии, уродливо, будто отторгаемый организмом, вздулся живот. В какой-то момент она вскинулась на колени и немыслимым образом выгнулась, после чего замерла с широко распахнутыми глазами, задохнувшись от боли. Но волну трансформации было уже не остановить: с тела пани слезала кожа, обнажая густой черный мех, под которым бугрились мощные мышцы, ногти на руках с хлюпающим звуком раскололись под напором крепких длинных когтей, казалось, выросших прямиком из кости, лицо вытягивалось вперед, обнажая удлиняющиеся зубы, глаза стремительно чернели.

Ваганас оттолкнул Зембицкого, и достав меч, встал в стойку. Выругавшись, его действия повторил второй инквизитор.

– Что и требовалось доказать, – мрачно произнес Франциско.

– Так ты специально ее довел?!

– Я ожидал высказанной в гневе правды, но так даже нагляднее.

Пани Йоанна упала набок, жалобно поскуливая и суча длинными жилистыми лапами, отходя от болезненных ощущений, а потом, в одно движение, перевернулась. Над инквизиторами навис голодный про̀клятый, и оскалил клыки.

В чем разница между волколаком, оборотнем и проклятым? Если бы в этот момент здесь присутствовал охотник, проучившийся хотя бы несколько лет, он бы скороговоркой поведал, что волколаки – это отдельная раса магических существ, напоминающих людей, но имеющих такую сильную связь с природой, что она наделила их тремя обликами, соответствующими трем стихиям: воды, воздуха и земли. Наиболее распространены волк, ворон и щука. Эти ипостаси рождаются постепенно, вместе с взрослением волколака, и звериная ипостась, как правило, соответствует характеру. К примеру вместо волка может быть змея, лис или медведь, вместо ворона – орел или ласточка, вместо щуки может оказаться лосось, если волколаку повезло жить на берегу моря, или, к примеру, окунь. Собственно на этом их магическая сила заканчивается, не считая того, что в зверином обличии они значительно превосходят животных. Так волк–волколак сильнее обычного волка, а ворон–волколак намного крупнее своего «дикого» собрата. Во время оборота волколаки всегда сохраняют разум. Живут обособленными кланами, считаются зловредной разумной нечистью, причислять к магам, а следовательно давать им неприкосновенность, во многих странах отказываются. Свободно себя чувствуют только в Саалиндже и Гэллии, а особенно много их на островном Иремеле, где все еще чтут старые традиции. Промышляют волколаки охотой и лесным хозяйством и чужакам, как правило, не рады. Знают языки зверей, что и не удивительно. Природа распорядилась, что четвертой стихией – огнем, является их человеческая душа и человекоподобный облик. Почему человек? Да бес его знает. Ей, природе, виднее. Вот и живут себе волколаки небольшими общинами, охотно якшаются с ведьмами и прочей лесной нечистью, за что их крайне не любят и церковники и простой люд, слывут ведающими мудрецами, или волхвами.

Оборотни же – это подвид людей; полулюди-полузвери, со способностью превращаться в какое-либо одно животное, не имеющее иных способностей. В Белокнежеве это опять же, в основном волки. Главное отличие, что в оборотнях преобладает животное начало, зачастую берущее верх над человеческими принципами, когда как волколаки психически остаются людьми, в какой бы ипостаси они не находились. Проще говоря, для волколака звериное тело – лишь костюм, который они натягивают, когда как для оборотня зверь – их второе я, темная сторона их души. Кланы оборотней куда многочисленнее и распространеннее, причем повсеместно, за исключением Ратлии, где почти уничтожили всю нечисть. Например, в жаркой Чинзании есть клан пустынных пум, а в Руане – стая белых птиц Рух.

Оборотни в свою очередь делятся на прирожденных и проклятых. Прирожденные – это те, которые родились в кланах от мамы и папы–оборотней или те счастливчики, чью проклятую, больную ипостась удалось вылечить. Они могут контролировать свою звериную сущность, обращаясь по желанию сразу, как только немного повзрослеют и обретут контроль (до того, они, как правило, обращаются спонтанно под воздействием эмоций). Трансформация в зверя для таких оборотней безболезненная и происходит очень быстро.