Время ведьм

Полчаса спустя Шайн, помахивая корзинкой, из которой торчал рыбий хвост, направлялась домой. За ее спиной мелькнула какая-то тень, но ведьма никак не отреагировала и не замедлила шага. Еще пару минут спустя она тихонько фыркнула и произнесла, не оборачиваясь:

– Я тебя слышу.

От стены, чуть помедлив, отделилась тень, и Рута за пару шагов догнала сестру.

– Что, опять на крыше загорала? – Шайн оглядела широкополую шляпу на голове Руты, почти целиком закрывавшую ее лицо.

– Ты не могла меня услышать! – проигнорировала вопрос Рута. – Я двигалась абсолютно бесшумно.

– Я имела в виду запах, – пояснила Шайн. – Ты что, полынью вместо крема от загара растиралась?

– Ну надо же чем-то было перебить эту вонь, – безмятежно парировала Рута.

– Какую вонь?! Да я, если хочешь знать, всего-то пару капель и…

– Да я не про твои разлюбезные тюльпаны, – отмахнулась от нее Рута. – Я про это.

Она брезгливо указала на рыбий хвост и сморщила нос:

– Ненавижу рыбу.

– Ну да, ну да, – иронично покивала головой Шайн, – рыба – не мясо. Кстати! – резко остановилась она и вперила возмущенный взгляд в сестру. – А таверну ты на кого оставила?!

– Да пани Казимира обещала присмотреть, – беспечно отмахнулась Рута.

– Которая из «Страждущего кардинала»? – уточнила Шайн. – С ума сошла?!

– А что такого? – не поняла Рута. – Она же там кухарка, а не проститутка.

– Ага, только готовить умеет одни вареники, которые сама же в основном и поглощает, – проворчала Шайн, которую кулинарная репутация их заведения беспокоила куда больше моральной.

Препираясь таким образом, они дошли до таверны, где глазам их открылась умилительная картина: тучная пани Казимира с лицом заботливой бабушки нависала над щуплым, взлохмаченным пареньком и споро подкладывала ему вареников из глубокой миски. При виде вошедших сестер паренек вскочил, чуть не опрокинув стол, и кинулся к ним как оказавшийся на необитаемом острове – к кораблю.

– Я все скажу! Скажу, где деньги спрятал, только отпустите!

– А молочком запить? – возопила пани Казимира.

Паренек сначала побледнел, потом позеленел и кинулся мимо сестер на выход.

– Ну вот, не успел про деньги сказать, – опечалилась Рута. – Спасибо, что присмотрели за таверной, пани.

– Да–да, спасибо, – закивала Шайн, пытаясь как можно тактичнее потеснить кухарку к двери и обходя ее сбоку, что, учитывая размеры пани, было отнюдь не просто.

– Да вы обращайтесь, мне не трудно, – добродушно откликнулась та, ставя миску с варениками на стол. – Я вам тут покушать оставлю, а то мои девочки не едят, фигуры блюдут. Ну а вам это без надобности, сразу видно – по мужикам не бегаете.

Оглядев мужской наряд Шайн и лохматую голову Руты, с которой та только что стянула шляпу, пани Казимира сочувственно покачала головой и вышла, оставив сестер стоять в немом возмущении.

Проснулся Франциско поздно и с досадой на себя. Мало того, что вчера остаток дня провел совершенно бездарно, так еще и провалялся в постели едва ли не до полудня. Накопившаяся еще с дороги усталость и хмурое утро его нисколько не оправдывали. Мрачно осознав, что отвык за два года столичной жизни от серьезных физических нагрузок, Франциско пообещал себе возобновить ежеутренние тренировки с мечом, но завтра, а то сегодня он и так много времени потерял. Быстро сжав в ладони два мейтриновых амулета, что стало для него своеобразным ритуалом, инквизитор поднялся и принялся одеваться, перебирая в памяти вчерашний разговор с кардиналом Верешем.

Вроде бы пустая, ничего не значащая, но наполненная лестью болтовня кардинала беспокоила, оставляя ощущение холодного, скользкого щупа, норовящего проникнуть в мозг. Помощник крогенпортского понтификара вылил на него такой поток комплиментов, заверений в уважении и обещаний поддержки, что впору было заподозрить яд в предложенном им вине. Яда не оказалось, но Франциско, никогда не любивший лицемерные словесные поединки, к концу беседы почти об этом пожалел. Он не сомневался, что Вереш, засыпая велеречивой шелухой его бдительность, пытается разузнать о целях и намерениях Ионеску, и увиливал, как мог, строя из себя исполнительного, но недалекого церковника, не знающего ничего окромя прямого приказа. Послали расследовать исчезновения людей – я и расследую, а все остальное, уж простите, не моего ума дело. Поверил ли ему кардинал, Франциско не знал, но само его поведение настораживало, особенно в сочетании с неприкрытой враждебностью Зембицкого. То, что его появлением в городе заинтересовался Дауртамрейн – а Вереш действовал явно по его приказу – могло ничего и не значить. В твою вотчину приезжает конкурент, самое естественное – разузнать о нем побольше. А могло и значить. Например, опасение, что столичный гость узнает нечто, что, по мнению местной церковной власти, в столице знать не должны. Или – что далеко ходить – решит, что крогенпортская Инквизиция халтурит с расследованиями, и опять же доложит в столицу. Дауртамрейн, конечно, имел репутацию человека, которому и митрофьер – не указ, но пристальное внимание и рассылаемые на законных основаниях проверки не нужны и ему. Самое смешное, что Ионеску «законные основания» и не нужны – вчерашнего поведения кардинала Вереша для него было бы вполне достаточно, чтобы объявить ситуацию «подозрительной» и вцепиться в нее как репей в собачий хвост. Франциско задумался о письме Ионеску, но решил это отложить – его долг как инквизитора – не тешить кардинальские амбиции, а найти причину исчезновений и гибели людей. Этим он и займется, в первую очередь, и начет с таверны экзотической кухни. «Посмотрим, так ли страшен этот Блошиный, как о нем говорят», – сказал себе Франциско и покинул постоялый двор, направляясь на северо-запад Крогенпорта.

Время близилось к обеду, и в таверне начинало прибывать посетителей.

– Надо бы нам нового помощника завести, – ворчала Рута, убираясь со стола, – или практиканта.

– А то, может, обоих сразу? – ухмыльнулась Шайн, протирая прилавок.

Рута кинула на нее хмурый взгляд и оттеснила с дороги, занося на кухню стопку грязной посуды.

У входной двери прозвенел колокольчик, и в таверну вошёл новый посетитель. Он был смуглее, чем большинство уроженцев этих мест. Темные, слегка вьющиеся волосы непослушными прядями падали на глаза, а сами глаза были необычного янтарного цвета, делавшего их обладателя похожим на хищную птицу. Сходство довершал длинный, с горбинкой, нос.

– Добрый день, – поздоровался мужчина, подходя к стойке. – Это заведение братьев Драго?

– Вывеску, что ль, не читали? – грубовато ответила ему Рута.

– Вывески обманчивы, – улыбнулся он, нисколько не обидевшись. – Я ожидал увидеть двух господ, возможно, тучных и заросших щетиной, а вместо этого меня встречают две прекрасные дамы.

«Прекрасные» недоуменно переглянулись между собой. «Вроде, на слепого не похож. Может, блаженный?»

– Братьев Драго сейчас нет в городе, – осторожно сказала Шайн, разглядывая «блаженного».

– А где же они?

– В кулинарно-самобытном путешествии.

– Каком? – удивился мужчина.

– Поездка по соседним странам с целью обмена кулинарным опытом, – лукаво улыбаясь, пояснила Шайн. – А мы тут пока за хозяйством приглядываем.

– А вы им, простите, кем будете? – спросил незнакомец, беззастенчиво оглядывая обеих сестер и особенно их руки без обручальных колец.

Рута от такой наглости начала немедленно закипать. Шайн, почувствовав это, поспешила отвлечь внимание незнакомца.

– Сестры! – звонко выпалила она. – Вы, пан, любопытства ради спрашиваете или по делу?

– Исключительно любопытства ради, панна, я когда-то знал людей с такой фамилией, и тоже, представьте себе, братьями были.