Страница 28 из 95
– Хороший же суп был, всем понравилось!
– Ага, пока глаза не начали выпадать! А это что? Ты что, добавляешь дурман–траву в рагу??
– Так пикантнее!
– Вот не надо такой пикантности, после которой посетителей на задний двор за ноги надо будет выволакивать!
– В хозяйстве всё пригодится!
Марта сглотнула. Несмотря на постоянные склоки, готовили сестры так, что от одних ароматов можно было язык проглотить. Вот и сейчас из-за полуприкрытой двери тянулись такие духмяные запахи, что девушка то и дело сглатывала слюну и косилась на массивные старинные часы, висевшие над входом, отсчитывая время до обеда.
Брякнул колокольчик, который (не без препирательств) все-таки повесили на входную дверь, и в забегаловку вошел мужчина.
Его облик был настолько чужд окружающей обстановке, как, скажем, чуждо выглядел бы фруктовый сад на речном дне.
Ладно сшитый явно на заказ костюм из очень дорогой ткани, шляпа с высокой тульей на напомаженных каштановых волосах, почему-то зимний сюртук, с воротником из белоснежного горностая и высокие сапоги. Завершали облик трость с тяжелой рукояткой белого золота в форме лисьей головы и щеголеватое золотое же пенсне на правом глазу.
Брезгливо оглядевшись, он приметил девушку у стойки, и решительным шагом прошел прямо к ней.
– А ты, я смотрю, неплохо тут освоилась, – проговорил он, сняв шляпу и облокотившись на стойку. Кровь бросилась девушке в лицо. С замиранием сердца Марта узнала в раннем посетителе пэра Конопку. – Может, и не надо тебе возвращаться в академию? Видно же, что твое место в подавалках!
– Где мое место – не вам решать, господин декан, – проговорила девушка, сжимая кулаки так, что острые ноготки болезненно врезались в кожу, а костяшки пальцев побелели. Она испуганно оглядела зал в поисках привычной закутанной фигуры Карлуши, но его, как назло, именно сейчас на месте не было.
– Осмелела в своей забегаловке, я смотрю? Наверное, и одна теперь ходить не боишься, с этаким-то бугаем за спиной, а, Мартышка? Чего молчишь?
– Если не собираетесь делать заказ, то уходите подобру-поздорову, пэр Конопка, – выдавила девушка.
Тот удивленно приоткрыл рот на ее грубость, а потом вдруг расхохотался.
– Вот, такой ты мне более по нраву! А я тебе весточку принес: женишок-то твой, как его там... Мыкола?
– Никола, – помертвела девушка.
– Да не важно. Помер он. Неудачно кузнечным молотом помахал... Перед стаей волков. На колечко-то свое давно смотрела?
Марта перевела взгляд вниз и зажала ладонью рот, чтобы не вскрикнуть. Белого сияния, благословения богов как ни бывало. Но первая мысль, мелькнувшая в голове у девушки, была весьма далекой от скорби.
«Теперь мне житья не дадут в академии... Сочтут совсем пропащей, раз колечко погасло... Значит, недостойной дара богов оказалась, не сохранила себя... Всяк знает, что благословленную невесту ни один лиходей снасильничать не захочет, разве что совсем безбашенный и гнева богов не боящийся...»
– Это... Его… Вы?!
– Это его кто знает, – ощерился в ухмылке мужчина. – Дело у меня к тебе, Мартышка. Пора бы нам перемирие объявить, да и жена моя в тягости, некогда мне с тобою воевать покуда. А посему вот тебе мое условие: я к тебе более не лезу, а ты мне достаешь вещицу одну, к которой лишь ты доступ имеешь. Отдашь ее – будет тебе жизнь в академии, а когда через четыре года закончишь ее, самолично тебе рекомендательное письмо выдам. Пэр ректор не вечен, и все знают, кто на его место придет. Смекаешь?
Марта машинально кивнула, хотя значение этих слов до нее дошло не сразу. Она стояла, опустив голову и невидяще глядела на предавшее ее колечко – жалкую, как оказалось, защиту перед теми, кто привык идти напролом, и драла ногтями край передника.
– Что за вещица?
Спросила – и не узнала своего голоса, настолько мертвым и чужим он сейчас ей показался.
Пан Конопка вновь ухмыльнулся в густые усы и, вытащив из-за пазухи сложенный вчетверо лист зеленоватой бумаги, кинул его на прилавок перед ней.
– Здесь все есть. Принесешь вечером. После этого можешь возвращаться в академию, тут тебе делать более нечего. А не принесешь... – он сделал многозначительную паузу, – то и не возвращайся. Оставайся подавалкой, как и эти жалкие веды, не способные стать настоящими чародейками! – С этими словами он развернулся на каблуках, только дверь хлопнула. Брякнул колокольчик.
– Марта, у нас посетители? – раздался с кухни голос госпожи Руты.
– Ошиблись дверью, панна! – крикнула в ответ Марта.
– Такое у нас часто случается... – хихикнула из-за двери госпожа Шайн, и все стихло.
Марта осторожно, будто ядовитый цветок, подцепила листок ногтем, и решившись, развернула.
А мгновение спустя, всхлипнув, сползла на пол, раскачиваясь из стороны в сторону и глуша стенания о своей горькой судьбе.
Помедлила. Взяла со стойки острый нож и спрятала его в рукаве.
Зал постепенно пустел. Последние посетители бросали на деревянный стол серебряные и медные монетки и, нахлобучивая на пьяные макушки разнообразные головные уборы, исчезали в темноте проема. Время давно перевалило за полночь, уверенно продвигаясь к часу, и девушка откровенно зевала, благонравно прикрывая рот ладошкой.
– Марта, – приветливо позвала ее госпожа Шайн, наливая миску супа из давешнего крошечного котелка с загадочным варевом, – покорми Карлушу и пусть он тебя проводит домой. Хватит на сегодня.
Марта слегка присела, опуская голову, показывая, что поняла, но веда уже не смотрела на нее, занятая тем, что перебирала какие-то корешки, едва ли не водя по ним носом.
Ноги панны Холевы дрожали. Она подхватила горячую миску и едва не обожгла пальцы! Дуя на покрасневшие подушечки, поставила миску на место. Нет, так она ее не донесет. Оглядевшись в поисках прихватки, она вздохнула и использовала вместо нее свой передник, после чего осторожно понесла варево Карлуше.
– Приятного аппетита! – произнесла она по возможности бодро, стараясь скрыть дрожащие пальцы, но Карлуша все равно внимательно оглядел ее, что-то вопросительно прорычав.
– Все хорошо, кушайте, не переживайте... Устала я, так домой хочу, – вдруг призналась она, садясь на лавку напротив едока. Тот, убедившись, что она никуда не денется, взял ложку, и принялся за еду. – У нас в деревне, знаете, пан, яблоки растут... Ох и много! Сейчас они уже начинают цвести и нагоняют аромата в каждую хату. А сама-то деревня Вишнёвкой зовется, вот умора! А все потому, что раньше вишен видимо-невидимо было, да все померзли годков двадцать назад... Я всё думала, знаете, вот выучусь я на чародейку, приеду в деревню, вся такая богатая и красивая, погляжу на подруженек, уже сгорбленных от работы да десятка родов, и порадуются маменька с папенькой, мол, какая дочка-то у них умница! Ради этого все жилы рвала! Ни о гулянках, ни, боги упаси, – пьянках и не подумала ни разу за шесть лет. И что теперь? Узнает кто на деревне – будет мне вечный позор да насмехание, сестричек моих замуж никто не возьмет... У меня ведь братьев нет, одни девки в семье, как батюшка ругается... Да и у меня уже белого – самого почетного, который лишь самым усердным вручается, диплома нипочем не появится. Так и будут ходить про меня слухи мерзкие, покуда сама же не пожелаю их подтвердить – оговоркой ли, делом... Кушайте пан, кушайте, вот вам хлебушка... Думала я, что буду много денег зарабатывать, родичам отсылать, они-то золота ни разу в жизни не видали, выдадут сестер за хороших парней, а коли те захотят учиться, я сама им подсоблю – видной же чародейкой буду! А вон оно как обернулось. Оклеветанная, затюканная да жалкая, только в своем болоте и сидеть средь поганых вишен, ни на что более не способна... А все потому, что кое-кто не смог гордыню унять, да внемлить простому человеческому «Нет»... Покушали ужо? Давайте тарелку заберу, да плащ возьму, проводите меня. Только знаете... А пойдемте через яблоневый сад, перед общежитием разбили года два назад. Там сейчас, наверное, аромат такой, ммм... Прекрасный. Вот увидите.