Время ведьм

– Да зачем ему эта ржаная? – возразила девица с поварешкой, поправляя волосы, что, однако, ничуть не улучшило ее прически, и зачем-то панибратски хлопая Тадеуша пониже спины. – Он же человек подневольный, на службе… И документы у него, наверняка, имеются. Имеются же?

– Разумеется, – процедил пан инспектор, отодвигаясь от бесстыдных ручонок и боевой поварешки, так и норовившей заехать ему в нос. – Вот они, здесь... Да где же?!

– И без документов! – всплеснула руками первая, умудрившись подкинуть и поймать монетку прямо в процессе. – Нет, как хотите, но не могу! Вот хотела бы, да не могу! Наказ!

– А может, пан дождется братьев Драго? – хихикнула вторая, отходя от Тадеуша на пару шагов, при этом странно подмигивая ему двумя глазами по очереди.

– Да, когда они вернутся? – опомнился тот.

Поварешка описала полукруг, и на миг пану Вуйцику показалось, будто это все еще вытянутая по струнке крыса. Он помотал головой, рассеивая наваждение. Девица пожевала губы, с сомнением поглядела на напарницу и, пожав плечами, ответила:

– Думаю, года через три... В лучшем случае.

– Сколько?!

– Как хотите, но либо вертайте взад, – вмешалась с пакостной ухмылкой девица с монеткой, – за документами, либо хряпните рюмку за здоровье братцев, и мы, так и быть, покажем вам всё – по доброте душевной и даже без официального разрешения.

Тадеуш задумался. Возвращаться ни с чем не хотелось. Да и документы одним днем не восстановишь, ежели они все-таки потеряны, а за эти дни девицы все здесь попрячут. Не бывать тому, покуда славный пан Вуйцик еще блюдет честь и санитарию этого города!

– Ладно, – сдался он. – Давайте сюда вашу гномью ржаную. – Маленькая рюмка с подозрительно алой жидкостью оказалась перед его взором так быстро, словно была наколдована одной из девиц. Он подозрительно принюхался, но крепкий запах алкоголя перебивал все прочие ароматы, которые, вероятно, присутствовали в напитке. Вроде бы какие-то ягоды… Или грибы? И только опрокидывая рюмку, он задался простым вопросом: а откуда, собственно, у гномов рожь?

Кухня блистала чистотой – не хуже давешней поварешки. Отборные, большие, одна к одной, ягодки клубники на лаорийское суфле радовали глаз и нос пана инспектора. Ровные стеллажи разнообразных вин со всего света хранились строго в южной стороне подвала, как в лучших винодельнях, а свиные туши, подвешенные на крюки, были огорожены и добросовестно подморожены. Вуйцик придирчиво исследовал всю кухню и подвал сверху до низу. Он проводил пальцем в белой, специально для таких случаев, перчатке под столешницами, стульями и полками; рылся в очаге на предмет вредных для пищи ольховых дров; он даже попытался отковырять плинтуса, дабы удостоверится в отсутствии тараканьих кладок, но, в конце концов, окончательно приуныл. Не найти хотя бы одного, самого завалящего, нарушения было верхом позора. Такого не бывало даже в самых лучших ресторациях города, что уж говорить о забегаловке, которую явно используют то ли для отмывания денег, то ли как место сходки ворюг и убивцев, то ли и вовсе как подпольный бордель!

– Ничего нет? – даже несколько сочувственно спросила одна из лохматых девиц.

– Ничего, – вздохнул Тадеуш.

Он устало присел на стул и подпер голову кулаком, снова и снова обводя взглядом самую идеальную кухню, которую только видел за все время своей работы. Бумажка, специально приготовленная для составления протокола, была удручающе пуста: кроме даты и надписи о начале инспекции, а также замечания о кособокости вывески на ней больше ничего не было. Но криво повешенная вывеска – это не нарушение, так, недосмотр, за такое не наказывают монетой...

– Покушаете, быть может? – настойчиво предложила вторая.

– На службе не положено.

– А у кого вы там на службе-то?

– У Его Высокопреосвященства Дауртамрейна, – брякнул пан Вуйцик и тут же прикусил язык, кляня себя за его длину. Следовало отвечать, что у его светлости мэра. Ох, забылся, за это его тоже по головке не погладят! В помещении было слишком жарко, а тарабарщина девиц вкупе с шоком от произошедшего и увиденного сбивала с толку.

Девицы переглянулись.

– Ах, у Его Высокопреосвященства... – как-то нехорошо протянула та девица, что ранее перебирала монетки. – И часто ли вы с ним видитесь?

– Да что вы, – печально махнул рукой Тадеуш. – Где он – и где я? Напрямую-то я только перед начальником санитарной службы города отчитываюсь.

– Ну, в таком случае, вы просто обязаны передать вашему начальнику от нас небольшой презент. Так сказать, от лучшей ресторации города, не получившей ни одного штрафа!

– Почему нет, – уныло протянул пан Вуйцик. – Давайте меню, я подберу для него то, что он обычно заказывает... Что такое? У вас... У вас нет меню?!!

– Я же тебе говорила! – завопила одна из девиц, рассерженно ударяя ладонью о столешницу. Монетка, спокойно лежащая на ее поверхности глухо брякнула, и, не выдержав такого обращения, гордо укатилась на пол. – Я говорила!

Вторая в ответ лишь коротко выругалась, да так, что и не думающий покидать сие приветливое заведение посетитель только крякнул от услышанной им похабщины.

– Нарушение пункта устава о санитарии номер восемь «Информационные услуги питания», подпункт четырнадцатый «О надлежащих ценах и еды описания», – радостно оповестил их пан инспектор. – Штраф: двадцать шесть златых! Сейчас выпишу квитанцию, оплатить можно с семи до двенадцати и с двух до четырех в здании...

Тадеуш Вуйцик был в своей колее. Штрафы – это так прекрасно! Сегодня он пополнил казну города (и совсем–совсем немного – собственную мошну) и сделал еще один ресторан позднего питания чуточку лучше! Весело насвистывая и удерживая под мышкой ароматно пахнущий базиликом и еще какими-то травами промасленный пакет с мясной взяткой, которая, само собой, ни до какого Дауртамрейна дойти попросту не успеет, пан инспектор покинул заведение, намереваясь заскочить на службу и, перед возвращением к горячо любимой, но изрядно треплющей нервы супруге, пропустить с коллегами стаканчик горячего грога, перекусив тем, что послали ему братья Драго, да обсудить сегодняшний улов – у кого больше.

Если бы он хоть на миг обернулся, то смог бы увидеть, как ему вслед смотрят две лохматые головы с недобро горящими в сгущающихся сумерках глазами.

– Да–ур–там–рейн, – по слогам произнесла та, чьи глаза горели красным, словно пробуя на вкус непривычное для языка имя. – Это же то самое имя?

– То самое, – подтвердила вторая, глаза которой мерцали призрачно-синим. – Думаешь, пану инспектору хватит?

– О, не волнуйся. Достаточно одного кусочка.

Они посмотрели друг на друга и ощерились в одинаково клыкастых ухмылках.

31-е, месяца цветороста, года 387 от основания Белокнежева.

Крогенпорт.

– Ну что ты все крутишься у зеркала? Хуже девушки, право. Опоздаешь ведь!

Кинув последний взгляд на свое отражение в блестящей, идеально ровной и чистой поверхности зеркала, Марек нервно пригладил непослушно торчащие вихры и выскочил из комнаты. Торопливо заскочил на кухню, чмокнул в щеку мать, подметавшую пол, и уже схватился за ручку входной двери, как вспомнил, что оставил в комнате самое важное. Хлопнул себя по лбу, метнулся обратно к небольшой коробочке, лежащей на столе, смахнул ее в карман нового, с иголочки, кафтана и, наконец, выскочил на улицу.

Волнение его было вполне объяснимо. Всего два дня тому назад ремесленная управа одобрила его работу (то самое зеркало, что стояло теперь в его комнате) и присудила Мареку почетное звание мастера. А ведь он всего-то третий десяток недавно разменял, вся жизнь впереди! Подмастерьем он едва сводил концы с концами, а мастеру – и почет, и уважение, и заработок хороший. В том, что от клиентов у него отбоя не будет, Марек даже не сомневался: никто так не умел шлифовать зеркала, как он. Даже учитель это признал, хоть и нелегко ему было гордость свою побороть! А дело в том, что Марек особый способ шлифования придумал – от него поверхность гладкой получалась, а отражение – ну как в чистейшее озеро глядишься. В детстве-то у Марека, понятное дело, зеркал не было в доме – предмет роскоши это, не для простого народа. Лет десять ему было, когда впервые увидел это чудо в доме купца одного – и так и не смог взгляд оторвать, пока мать насильно за руку не увела. Да только то зеркало тусклым было, одни общие очертания и отражало. «Невозможно по-другому, – говорили Мареку мастера в цеху, когда он в ученики зеркальщика записался, – свойства материала такие, не попрешь против материала-то». А Марек взял – и попер. И все у него получилось. Скептики, конечно, фыркали: «Кому оно надо, новое зеркало твое? Сколько лет в тусклые смотрелись – и ничего, не жаловались...» Но молодой мастер был уверен: надо, еще как надо! Разве знатные барышни, к примеру, не хотят себя в подробностях разглядеть, когда наряжаются по утрам?